Контакты
Карта

Русская Голгофа

Век ХХ - эпоха никогда не виданных прежде (даже в общечеловеческом масштабе) духовных катастроф, революционных смятений, гражданских и мировых войн. Для России - в особенности как страны с традиционно религиозным общественным менталитетом - любые социальные противостояния не могли не затронуть самых коренных основ национального мировидения: общенародной христианской веры и самоопределения каждой отдельной личности в ее отношении к Богу, Церкви, Православию, а отсюда - и к Родине...

Любым революционным движениям всегда сопутствовали богоборческие тенденции: бесчеловечный дьявольский тоталитаризм как неизбежный результат всякой революции - якобы во имя «всех»! - неизменно приводил к немыслимому насилию над каждым, когда «все позволено». Но, как писал Ф. Достоевский, это становится возможным, только «если Бога нет», т.е. при сознательно провозглашаемом богоотступничестве.

Ему же принадлежит удивительно образная и точная оценка состояния души русского человека в последней трети XIX в., которое он охарактеризовал как страшную битву между Богом и дьяволом, - битву, происходящую в человеческих сердцах. И в этом сражении, ставшем вскоре повсеместным и, по сути, всенародным, именно Русская Церковь, утверждавшая высшую ценность - духовную свободу человека, обретаемую им лишь в Духе Святом, приняла на себя с октябрьским коммунистическим переворотом 1917 г. самый жестокий удар со стороны революционного тоталитаризма, лицемерно рядившегося в одежды «социальной свободы».

Последуя Христу, Православная Церковь России взошла в XX в. на свою Голгофу, день за днем, год за годом распинаемая новой богоборческой властью. Как говорит об этом Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II:

«Беспощадное революционное время поставило Православную Церковь - нравственную опору закона - вне закона и обрекло ее на бесправное положение, угнетение и уничтожение. Распоряжениями советской власти были закрыты все духовные учебные заведения, ликвидированы церковные издательства, запрещено религиозное образование, прекращены все виды общественного служения Церкви и ее участие в народной и государственной жизниЧто́ было разорено коммунистами в сфере церковной жизни России только приблизительно за первую четверть века их владычества, хорошо видно из следующей статистической сводки: «Россия времени Николая II, по последней переписи 1915 г., числила в себе 182 миллиона, из них 115 миллионов православных. В патриаршем периоде (здесь имеется в виду первый патриарший период, т.е. до Петра I. - Ю.М.) Россия имела 20 епархий с 20 епископами. Кончила свой императорский период Русская Церковь при 64 епархиях и приблизительно 40 викариатствах, возглавляемая более чем 100 епископами. Числилось в ней: свыше 50 тысяч церквей, 100 000 духовенства, до 1000 монастырей с 50 000 монашествующих. Она обладала четырьмя Духовными академиями, 55 семинариями со 100 духовными училищами, 100 епархиальными училищами с 75000 ежегодно учащихся» (см.: Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. С. 317). Перед самым коммунистическим переворотом монастырей было 1253 (в их число входили, помимо собственно монастырей, еще и архиерейские дома - 82, монастырские подворья в более крупных городах - 50, мелкие скиты - 75 (см.: Зыбковец В.Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917-1921 гг.). М.: Наука, 1975. С. 110). А уже к началу 1930-х годов в СССР не осталось ни одного (!) действующего монастыря; а из более 50 тысяч церквей и 25 тысяч часовен, существовавших в 1917 г., сохранилось в качестве действующих всего лишь порядка 400 церквей и часовен..

Наступление большевиков на Церковь было ознаменовано ее полным ограблением (в том числе и так называемым «изъятием» ее ценностей), закрытием и разрушением святых храмов, разорением и поруганием русских национальных святынь, гибелью бесчисленных и ценнейших памятников церковного творчества... Но самым драматическим явлением в жизни Русского Отечества и его Церкви после 1917 г. следует считать обрушившуюся на церковную иерархию и верующий народ волну массовых жестоких репрессий, унесших жизнь миллионов наших соотечественников. В условиях беспрецедентных в истории притеснений, преследований и открытых гонений многочисленные сонмы святителей, священников, монашествующих и простых русских людей явили высоту, величие и благородство христианского религиозного духа и запечатлели свою верность Христу праведной мученической кровью»Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Слово к читателям // Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. С. 6..

Это сатанинское коммунистическое иго в России стало естественным следствием постепенно все более ускорявшегося на протяжении предыдущего века процесса сознательного богоотступничества части русской интеллигенции (и дворянской, и разночинной), следствием ее подспудного - отрицательного, нравственно-разлагающего - влияния на народ. При этом основополагающую роль в подобном духовном распаде общества безусловно играло все большее, происходившее в течение более чем двух столетий, проникновение в национальное сознание чуждых ему этических и политических устремлений уже во многом безрелигиозной Западной Европы.

Еще за пол века до октябрьской катастрофы в России все тот же Ф. Достоевский - как подлинно христианский мыслитель и во многом поистине пророчески - так оценивал постепенно складывающуюся в ней ситуацию: «Посмотрите ... во всем превозносящемся над народом Божиим мире, не исказился ли в нем лик Божий и правда Его? У них наука, а в науке лишь то, что подвержено чувствам. Мир же духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с некиим торжеством, даже с ненавистью. Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай» - вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных - зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали. Уверяют, что мир чем далее, тем более единится, слагается в братское общение тем, что сокращает расстояния, передает по воздуху мысли. Увы, не верьте таковому единению людей. Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок. Живут лишь для зависти друг к другу, для плотоугодия и чванства. Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такою необходимостью, для которой жертвуют даже жизнью, честью и человеколюбием, чтобы утолить эту необходимость... У тех, которые небогаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей и зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут. Спрашиваю я вас: свободен ли такой человек?.. Мыслят устроиться справедливо, но, отвергнув Христа, кончат тем, что зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь, а извлекший меч погибнет мечом. И если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга...»Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Собр. соч. Т. 9. С. 392-393, 398.

И вот все то, о чем со скорбью и гневом писал Достоевский, о чем предупреждали святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, грянуло наконец в России!

Немалое число представителей ее «просвещенных кругов», соблазнившись, по сути, бесчеловечной, лишь «гуманоидно» выглядевшей коммунистической идеологией, давно уже предлагавшейся Западом, и увлекшись его социально-рационалистической, духовно мертвой «революционной программой» (грозившей, однако, всему миру вполне материальной, физической смертью), вступили на рубеже XIX-XX столетий на путь предательства религиозных и национально-государственных идеалов Святой Руси.

Один из профессоров Казанской Духовной академии еще в конце XIX в. так описывал современное ему состояние российской общественной жизни: «В последнее время охлаждение интеллигентного европейского общества и уклонение от христианства уже произвело и у нас на Руси тот духовный чад, в котором смертно угорело много молодых и цветущих сил России. Мрак религиозного индифферентизма, туман всевозможных мистических и вздорных лжеучений, расшатанность нравственных основ жизни, неудовлетворенность и тоска человека в самом себе, недовольство и скука даже жизнью, драгоценнейшим даром небес, - вот печальные знамения истекающего теперь, усталого и разочарованного XIX в. К рубежу нового века современный человек приступает в томительном ожидании какого-то обновления, с безотчетным желанием духовного подъема... Для русского человека не может быть ни загадки, ни недоумений относительно того, где и в чем искать это обновление. Православие - вот единственный и ничем не заменимый источник обновления в сгущающемся мраке современности, вот верный исход от наслоения разных вредных начал, уже немало изнуривших и изнуряющих теперь благодатную почву духовную России»Царевский А.А. Значение Православия в жизни и исторической судьбе России. Л., 1991. С. 74-75..

Однако понимали это тогда совсем немногие: общество все более разделялось на два враждебных лагеря.

Революционеры поднимали на щит примитивные утопии Добролюбова и Чернышевского; их духовные последователи - народовольцы - совершали террористические акты; даже деятели культуры нередко уже вполне откровенно прославляли сатану (например, один из выпусков известного в начале века художественного журнала символистов «Золотое руно» был почти целиком посвящен образу дьявола в литературе и искусстве).

Но духовно здоровая часть российской творческой интеллигенции все еще продолжала утверждать евангельские начала в жизни нации. Такие художники, как В.М. Васнецов и М.В. Нестеров, многими сторонами своего искусства оставались неразрывно связанными с православным миросозерцанием; великий С.В. Рахманинов писал свою замечательную «Всенощную»; историки культуры как бы впервые открыли удивительный религиозно-художественный феномен древнерусской иконы...

С суровыми предостережениями против увлечения россиян ложными, революционными идеями выступали церковные деятели: «всероссийский батюшка», как любовно называли его в народе, великий чудотворец и проповедник, священник, святой праведный Иоанн Кронштадтский (Сергиев; 1829-1908)См. о нем: Епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский). Отец Иоанн Кронштадтский. Париж, 1990; Священник Василий Шустин. Запись об о. Иоанне Кронштадтском и Оптинских старцах. Ставрополь, 1991. (Репринт издания: Белая Церковь, 1927(1929).); Архиепископ Вениамин (Федченков). Небо на земле. Учение о. Иоанна Кронштадтского о Божественной Литургии, составленное по творениям его. Париж, 1932; Он же. Отец Иоанн // Архиепископ Вениамин (Федченков). Божьи люди. Мои духовные встречи. М., 1997. С. 192-218; Иеромонах Михаил (Семенов). Святой праведный Иоанн Кронштадтский. М., 1999. Из сочинений о. Иоанна наиболее известны; Мысли о Церкви и православном богослужении. СПб., 1894; Моя жизнь во Христе. СПб., 1905; Христианская философия. СПб., 1902; Путь к Богу. СПб., 1905; Созерцательное подвижничество. СПб., 1909 (посмертно) и др., из чего многое переиздано за последние годы., оптинский старец Варсонофий (Плиханков; 1845-1912)См. о нем: Венок на могилу батюшке (к 40-му дню со дня кончины схиархимандрита Варсонофия). М., 1913; заметки в кн.: Иеромонах Никон (Беляев). Дневник последнего духовника Оптиной пустыни. СПб., 1994; Афанасьев В. Житие оптинского старца Варсонофия. Изд-е Введенской Оптиной пустыни, 1995; некоторые из поучений старца опубликованы: Старец Варсонофий Оптинский. Келейные записки 1892-1896. М., 1991; Беседы схиархимандрита Оптинского скита старца Варсонофия с духовными детьми. СПб, 1991; Беседы старца Варсонофия Оптинского с духовными детьми. Воспоминания духовных детей о старце Варсонофии. М.; Рига, 1995., сравнительно «либеральный» петербургский митрополит Антоний (Вадковский; 1846-1912) или же более «консервативный» вологодский архиепископ Никон (Рождественский; 1851-1918)Основные труды владыки Никона: Житие и подвиги преп. Сергия Радонежского. М., 1989. (Репринт издания: 5-е изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1904.); Толковое Евангелие от Матфея. 3-е изд. Б. м., 1904; Чем жива наша православная русская душа. СПб., 1995. (Репринт издания 1909); Имябожники. Великое искушение около святейшего имени Божия и плоды его. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1914; Мои дневники. Сергиев Посад, 1910-1915; Православие и грядущие судьбы России. М.: Ковчег, 2000. О нем см.: Архиепископ Никон (Рождественский). Материалы к жизнеописанию // Даниловский благовестник. 1992. № 1 (2); 1992. № 2-3. Ч. 2; 1992. № 4..

Но даже довольно мягкий по характеру владыка Антоний в гневном отчаянии взывал тогда к российскому обществу с мольбой понять и увидеть наконец, что с отходом нации от Православия полностью лишается всякого разумного смысла «государственное существование», раз оно превращается в существование, «основанное на народном себялюбии и чуждое религиозной идее»Цит. по: Тальберг Н.Д. История Русской Церкви. Т. 2. С. 831. и что народ, теряющий в своем все более развивающемся безрелигиозном эгоизме «образ Божий», не то что перестает быть хранителем заветов Святой Руси (хранителем хотя бы в идеале!), но вообще теряет право называться российским народом. Как восклицал он в 1899 г. в одной из своих статей, «это уже не народ, но гниющий труп, который гниение свое принимает за жизнь, а живут на нем и в нем лишь кроты, черви и поганые насекомые, радующиеся тому, что тело умерло и гниет, ибо в живом теле не было бы удовлетворения их жадности, не было бы для них жизни»Цит. по: Тальберг Н.Д. История Русской Церкви. Т. 2. С. 831..

Также неустанно предупреждал россиян о возможных грядущих бедах и святой Иоанн Кронштадтский: «Если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и беззакония... Спасение наше в Церкви и нигде больше»Цит. по: Полонский А.В. Указ. соч. С. 68-69.; только духовное очищение и покаянная молитва - вот единственный путь спасения России.

Великий праведник Иоанн завещал и нам одну из таких молитв, составленную им самим:


«Господи!
Имя Тебе Любовь: не отвергни меня заблуждающегося.
Имя Тебе Сила: укрепи меня, изнемогающего и падающего.
Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями.
Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою.
Имя Тебе Милость: не переставай миловать меня.
Аминь».Цит. по: Полонский А.В. Указ. соч. С. 69.


Скорбя о наступлении духовного помрачения России, и святитель Вологодский Никон (Рождественский) обращался тогда к своей пастве: «Не злодействуют ли злодейски злодеи у нас? Не находится и среди нас немало людей, которые добро уже называют злом, а зло - добром, тьму безбожных учений, - светом, а свет Христова учения - тьмою? Страшно подумать, больно говорить о том, сколько зла творится среди нас! Никогда, с самого начала Руси, не было слышно на нашей земле такого богохульства, такого кощунства, какое слышали и слышат уши наши. Никогда не было такого отступничества от святой веры православной, как в дни наши. Самые ужасные пороки ныне возводят чуть ли не в добродетели... Убить, отравить, развратить, заявить душу - да об этом мы читаем в газетах каждый день. И это творится во всех слоях общества: и среди простого народа, и среди образованных людей. Полная распущенность нравов, уподобляются люди скотам несмысленным!.. И вот гремят над нами громы небесные. Потрясается земля в основаниях своих!»Архиепископ Никон (Рождественский). Покаемся / Троицкое слово. Изд-е Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1990. № 3.

Особенно острым становится у него предчувствие надвигающейся на страну катастрофы в связи с началом первой мировой войны. Уже в 1914 г. владыка Никон взывал к верным Богу соотечественникам: «Готовьтесь к исповедничеству, готовьтесь к мученичеству. И тем горше будет чаша наших испытаний, что нам поднесут ее не язычники, не римские воины, а изменники Христу. О, они злее всех язычников, ибо они суть «сборище сатаны», о котором говорит Тайновидец. Что все нынешние поношения, кои нам приходится терпеть, пред теми, какие ждут нас впереди, если попустит Господь! Грозы Божии ходят вокруг нас»Цит. по: Духовное наследие Свято-Данилова монастыря. Архиепископ Никон (Рождественский). Материалы к жизнеописанию // Даниловский благовестник. 1992. № 1 (2). С. 61..

Но и на таком тягостном фоне духовного разброда в России ее Церковь продолжала нести ежедневный подвиг «стояния за Правду Божию»: строились храмы, возникали новые обители, ширилась христианская благотворительная деятельность, не прекращалась проповедь Евангельского слова, развивались церковные науки. И здесь следует вспомнить славные имена таких богословов и историков Церкви, как В.В. Болотов (1854-1900)Наиболее известен замечательный его труд; Лекции по истории древней Церкви. Т. 1-4. М., 1994. (Репринт издания: СПб., 1907-1918.); см. также: Болотов В.В. К вопросу об Ареопагитских творениях. СПб., 1914., Е.Е. Голубинский (1834-1912)См. его весьма оригинальные исследования: История Русской Церкви: В. 2 т. М., 1900-1911; История канонизации святых в Русской Церкви. М., 1903. (Имеются современные переиздания.), М.Д. Муретов (1851-1917)См., например: Муретов М.Д. Новый Завет как предмет православно-богословского изучения. Сергиев Посад, 1915; Он же. Четвероевангелие. Сергиев Посад, 1915., В.И. Несмелов (1863-1920)См. классический труд В. Несмелова из области православной антропологии «Наука о человеке» (В 2 т. Казань, 1906 (переиздание: Казань, 1994))., Н.Н. Глубоковский (1863-1937)См., например, следующие работы Н. Глубоковского: Благовестие св. Апостола Павла по его происхождению и существу: В 3 т. СПб., 1905-1912; Благовестие христианской славы в Апокалипсисе. Джорданвилль, 1966; Хронология Ветхого и Нового Завета. М., 1996. (Репринт издания 1909 г.); Святой Апостол Лука, Евангелист и Дееписатель. М., 1999. (Репринт издания: София, 1932.); Благовестие христианской свободы в Послании св. Апостола Павла к галатам. М., 1999. (Репринт издания: София, 1935.), как недавно канонизированный Церковью священномученик, архиепископ Верейский Иларион (Троицкий; 1886-1929)См. о нем: Митрополит Иоанн (Снычев). Священномученик Иларион. Житие и свидетельства к церковному прославлению. М„ 1999. Наиболее известный его труд: Архиепископ Иларион (Троицкий). Очерки из истории догмата о Церкви. М., 1997. Издан также сборник его богословских статей: Архиепископ Иларион (Троицкий). Без Церкви нет спасения. М.; СПб., 1998..

С живой проповедью Евангельского учения тогда выступали и церковные писатели-миряне, из которых в благодарной памяти россиян остались имена таких авторов, как Е. Поселянин (Погожев) (1870 - расстрелян в 1931 г.)См. о нем: Стрижев А.Н. Свидетель благочестия (духовный писатель - Евгений Поселянин) // Просветитель. Вестник духовного просвещения. М., 1994. С. 62-70. Из его трудов можно упомянуть: Поселянин Е. Русская Церковь и русские подвижники XVIII века. СПб., 1905; Он же. Идеалы христианской жизни. СПб.: Сатисъ, 1994., особенно известный своими книгами о русских святых и подвижниках благочестия Нового времени, как С.А. Нилус (1862-1929)См.: Нилус С.А. Святыня под спудом. Изд-е Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1991; Он же. Великое в малом. Записки православного. Изд-е Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1992; Он же. На берегу Божьей реки: В 2 ч. Изд-е Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1991-1992., собравший и издавший замечательные исторические свидетельства об иноках Оптиной пустыни, как С.П. Мансуров (1890-1929)Священство он принял лишь в 1926 г.; из-за болезни о. Сергий смог прослужить у Престола Божия менее полутора лет. Он оставил нам небольшой, но прекрасный агиографический труд, давно известный в церковных кругах в рукописи и распространявшийся машинописным способом, но впервые изданный в сборнике «Богословские труды» (Вып. 6, 7. М., 1971-1972.) См. также новейшее издание: Священник Сергий Мансуров. Очерки из истории Церкви. М., 1994. и М.А. Новоселов (род. в 1864, по-видимому, расстрелян в 1938 г.), готовивший и печатавший с начала XX в. серию брошюр и книг под общим названием «Религиозно-философская библиотека»Серия эта была начата брошюрой М. Новоселова «Забытый путь опытного Богопознания» (Вышний Волочек, 1902). Позднее (в 1922-1927 гг.) им был создан весьма ценный памятник ставшей уже тогда подпольной церковной литературы - так называемые «Письма к друзьям», посвященные вопросам духовной жизни в Церкви и христианского спасения (см.: Новоселов М.А. Письма к друзьям. М., 1994)..

Продолжала сохраняться и давняя традиция миссионерства: православные русские миссии развивали свою деятельность, например, в Китае и Японии. В Токио один из выдающихся христианских просветителей - архиепископ Японский, святой Николай (Касаткин; 1836-1912) - подвизался еще с 1861 г. Он и поныне весьма почитается японцами, десятки тысяч которых составляют Православную Церковь Японии, основанную этим святителем.

В самой России укреплению религиозности общества в немалой степени способствовала личная твердая православная позиция Императора Николая II, при поддержке которого в начале века произошли новые канонизации давно уже почитавшихся в народе святых - преподобного Серафима Саровского и святителя Иоасафа Белгородского.

И все-таки основная проблема дальнейшего развития церковной жизни в России - излишняя зависимость религиозных институтов от государственной власти - продолжала оставаться нерешенной. Главная причина заключалась в граждански-формальном восприятии значительной частью общества самой православной веры, откуда и проистекали многие извращения и болезни общественного российского сознания, порой едва-едва вспоминавшего о былых своих святорусских религиозных корнях.

Как подчеркивал в свое время Г. Флоровский: «Грех петербургской России - в том искажении культурно-религиозной перспективы, которым поражено было общее умонастроение: в утрате живого ощущения святости и самодовлеющей значимости Церкви, не имущей ни пятна, ни порока, - в психологическом подчинении учительной и пастырской деятельности церковной - целям здешним, целям устроения земного благополучия и благоденствия... «Паралич» относится не к внутренней действительности церковной жизни, а к ее внешним проявлениям... Можно ли говорить о «параличном» состоянии той поместной Церкви, которая имела среди своих предстоятелей святителей Митрофана и Тихона, Воронежских чудотворцев; Церкви, в которой просиял преподобный Серафим Саровский, в которой жила и учительствовала Оптина пустынь с ее духоносными старцами... Можно ли говорить об упадке церковного творчества, когда именно в это время создались такие перлы религиозного лиризма, как проповеди того же святителя Тихона и в особенности его акафист Всемилостивейшему Спасу... такая вдохновенная религиозная проза, как писания Преосвященного Игнатия (Брянчанинова) и Феофана (Говорова), как Проповеди архиепископа Димитрия (Муретова)... Нет, Православная Церковь Российская и в это внешне бесславное время была полна и обильна Божественною благодатью, всегда немощная врачующей и оскудевающая восполняющей...»Флоровский Г. О патриотизме праведном и греховном // Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. С. 159-160.

В этот период в Церковь постепенно начинают возвращаться и некоторые ее «блудные сыны» из рядов интеллигенции. Среди них такие известные религиозные философы, как ставший впоследствии священником Сергий Булгаков (1871-1944) и С.Л. Франк (1877-1950), оставившие свое прежнее увлечение марксизмом, как не только оригинальный мыслитель, но и физик и математик, окончивший помимо Московского университета Духовную академию, священник Павел Флоренский (1882-1937)В послереволюционные годы П. Флоренский, явно испытывая внутренний духовный кризис, фактически перестал быть служащим священником. Вплоть до своей мученической кончины в 1937 г. (он неоднократно арестовывался и был в конце концов расстрелян большевиками) этот талантливый ученый и весьма своеобразный мыслитель, даже находясь в заключении, занимался почти исключительно техникой, прикладной математикой и физикой, помогая строить «новое общество», отплатившее ему преждевременной смертью..

К сожалению, внутренняя духовная замутненность общественного сознания, столь характерная для эпохи так называемого «серебряного века» русской культуры (периода, охватывающего примерно 1900 - начало 1920-х годов), не могла не сказаться и на чрезвычайно своеобразных религиозно-философских трудах Булгакова и Флоренского. Сыграв значительную роль в религиозном пробуждении общества и весьма пополнив отечественное философское наследие, и тот и другой попытались в то же время внести в православное догматическое учение свои «теологу́мены» (т.е. частные богословские мнения), порой совершенно неправославные по духу, с отзвуками неизжитого ими неокантианства, позитивизма «внешней мудрости» и декадентских фантазий эпохи. Это особенно касается трактовки таких излюбленных ими тем, как «имяславие» (учение о почитании Имени Божиего как якобы «Самого Бога») и «софиология» (во многом пантеистическая интерпретация понятия «Софии, Премудрости Божией» - с чуть ли не превращением, особенно у Булгакова, Пресвятой Троицы в «Четверицу»).

В приложении к сугубо богословской тематике любые кабинетные философствования такого рода (по сути, от лица самостного и внутренне горделивого ума) всегда были и будут чреваты искажениями православной истины.

К соблазну многих, сочинения упомянутых, несомненно ярких и талантливых, авторов в свое время казались наисовременнейшим и самым последним словом христианской мысли. Это, как правило, происходило или в силу недовольства нередко имевшим место в духовных учебных заведениях мертвящим характером теологической схоластики, пришедшей к нам с Запада еще в XVII-XVIII столетиях, или же в силу полнейшей (и духовной, и профессионально-богословской) безграмотности околоцерковной интеллигенции в области святоотеческого учения Церкви: те, кто в равной степени восторгались тогда Франциском Ассизским и Ницше и в чьих головах Христос порой мешался с Озирисом и Дионисом, вряд ли могли почувствовать явно гностическую подоплеку и прикровенные пантеистические истоки многих сторон литературного творчества Флоренского и Булгакова.

На недопустимость имевшихся в подобных религиозно-философских трудах псевдобогословских искажений православной догматики Церковь указывала не раз, но увлеченность ряда тогдашних философов мнимой широтой и «свободой» мысли (у Флоренского она распространялась на духовное поле от античного, в духе Платона и неоплатоников, внехристианского идеализма вплоть до магии и оккультизма!) помешала им осознать свои, пусть и вполне искренние, заблуждения.

Грянувшие революционные события не позволили тогда Церкви довести до конца критику подобных неправославных мненийС осуждением во многом еретического (гностического) «софиологического» учения протоиерея Сергия Булгакова Российская Церковь все же выступала неоднократно, хотя пока так и не дала необходимой здесь строгой оценки на уровне соборного постановления, что, конечно же, остается крайне желательным. Тем не менее учение Булгакова критиковалось в особом Карловацком послании 1927 г. - со стороны Русской Зарубежной Церкви, осуждалось дважды указами Московской Патриархии в 1935 г. (за подписями десяти архиереев) и еще раз - дополнительным Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей. Против софианских заблуждений выступали и такие значительные богословы-подвижники, как архиепископ Серафим (Соболев) (см. его книги: Новое учение о Софии, Премудрости Божией. София, 1935; Защита софианской ереси протоиереем С. Булгаковым пред лицом Архиерейского Собора Русской Зарубежной Церкви. София, 1937) и блаженный святитель Иоанн (Максимович) (см. его краткие, но достаточно глубокие критические работы: «Учение о Софии, Премудрости Божией» (Югославия, 1928); «Православное почитание Божией Матери» (Вильмуассон; СПб., 1992)). Кроме того, в 1936 г. в Париже была опубликована и известная книга замечательного православного богослова B.Н. Лосского «Спор о Софии» («Докладная Записка» прот. С. Булгакова и смысл Указа Московской Патриархии). Против софианства активно выступали также: архиепископ Феофан (Быстров), протоиерей Сергий Четвериков, протоиерей Георгий Флоровский; критике этого заблуждения посвящены и некоторые современные работы, например: Гаврюшин Н.К. Из истории новгородской иконописи // Богословские труды. Сб. 27. М., 1986 (по условиям тогдашней атеистической политики государства статья вынужденно подписана редактором издания - митрополитом Ленинградским и Новгородским Антонием (Мельниковым); Шохин В. Демократия от богословия, или Новое учение о Софии // Православная беседа, 1993. № 2. С. 26-29; Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. СПб., 1994. C. 67-99 и др.; Попов А.К. О догматическом новаторстве о. Сергия Булгакова // Зернышко по зернышку. 1994. № 7. С. 3-22..

К сожалению, и до сих пор для многих, интересующихся русской религиозной мыслью начала века, эти спекулятивные и зачастую весьма отвлеченно-умозрительные, никак не связанные с реальной жизнью Церкви и с церковным Преданием (а иногда и просто еретические), «теории» воспринимаются чуть ли не как откровения якобы полностью православного (но лишь более современного!) богословия.

Однако с обретением нами на протяжении XX столетия все больших знаний и все большего опыта в области православного святоотеческого «любомудрия» постепенно укрепляется в нас и все более трезвая оценка религиозно-философского наследия «серебряного века». И воздавая должное таланту известных тогда мыслителей и даже признавая объективную пользу не только их положительных трудов, но даже - в известном смысле - и их заблуждений (дабы на фоне последних полнее раскрылась нам сама истина!), все-таки пора уже дать их творческому наследию подобающую ему и, увы, во многом отрицательную оценку.

Идеи софианства и неоплатонического «всеединства», чьи основы заложил еще философ-романтик (и - при всей мощи его духовной интуиции - весьма большой духовный путаник!) В.С. Соловьев, идеи символизма магически-оккультного характера (исказившие в ереси так называемого «имяславия» (или «имябожия») действительно достойное и духовно-трезвое почитание Имени Божия в практике Иисусовой молитвы) - всё это, культивировавшееся в трудах С. Булгакова, П. ФлоренскогоС достаточно строгой православной оценкой во многом неокантианского по своим философским основам и порой полуоккультного по внутренним своим духовным интуициям богословствования о. Павла Флоренского выступали, в частности: прот. Г. Флоровский («Пути русского богословия», с. 493-498 и др.), Гальцева Р.А., Гаврюшин Н.К., Яковенко Б. (Редькин М.), Пентковский А.М., Бонецкая Н.К. и др. Весьма верным по своим акцентам представляется и критическое исследование С.С. Хоружего «Миросозерцание Флоренского» (Томск, 1999), написанное им еще в 1970-х годах и посвященное внутренним основам философского процесса о. Павла. и их последователей, как, впрочем, и многое другое, было и остается абсолютно неприемлемо для подлинно живой и подлинно воцерковленной православной мысли Святой Руси. И совершенно верно характеризует русскую религиозно-философскую мысль начала XX в., как, по сути, малоцерковную, современный православный ее исследователь, когда, в частности, пишет: «Трагическая диалектика творчества о. Павла Флоренского заключается в том, что он действительно был одним из убежденных, утонченных и разносторонних апологетов христианской культуры, понимаемой им, однако, в качестве преемницы древних языческих мистерий и конкретно-жизненного воплощения платоновской философии, которую он фактически ставил выше ветхозаветного историзма и эсхатологизма и самого Евангельского учения»Гаврюшин Н.К. Вехи русской религиозной эстетики: [Предисловие] // Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология. М., 1993. С. 30..

Тем не менее это внутренне полугностическое направление и далее поддерживалось, как поддерживается и ныне, в некоторых философских кругах (пожалуй, последним значительным его адептом был известный историк античной философии и культуры А.Ф. Лосев, нередко мысливший о христианстве в сугубо античных - классических или же позднеэллинистических - категориях).

Поэтому Церкви, конечно же, еще предстоит сказать свое богословски точное и духовно выверенное слово о всех этих сложных процессах в русской «околоцерковной» мысли. Впрочем, мысль эта не была уж и слишком русской, и влияния немецких романтиков в ней более чем предостаточно - недаром В.С. Соловьев так любил переводить «волшебные» истории Э.Т.А. Гофмана.

О германских истоках русского философского идеализма, кстати, заметил (пусть и несколько преувеличенно, в критическом задоре, но внутренне, на уровне интуиции, совершенно верно) другой выдающийся российский философ - Лев Карсавин: «Всё, действительно сделанное русскими философами, должно быть включенным в историю ... преимущественно немецкой мысли. Русская философская литература в наиболее значительных своих произведениях - русская лишь по языку... Не только Вл. Соловьев, но и о. Флоренский и Лосев по стилю и содержанию своего философствования - настоящие немцы»Карсавин Л.П. Философия и ВКП // Евразия. №20. 1929. Позже перепечатано в журнале «Вопросы философии» (№ 2, 1992)..


Первые полтора десятилетия XX в. прошли в России под знаком полного идейного разброда: социалисты сеяли смуту, консерваторы призывали к уже мало реальному тогда «охранительству» былых духовных и политических устоев страны. Шатания и внутренняя нестабильность всего общества не обошли стороной и жизнь Церкви.

Начиная со времени бунтов 1905 г. и дарованной затем Государем Конституции наиболее творческая часть церковных деятелей требовала от Царя - для объединения всего православного народа вокруг законного духовного главы - проведения Поместного Собора для восстановления Патриаршества, упраздненного Петром I. Но излишне консервативная «синодальная» группа иерархов и часть придворных политиков боялись такого радикального изменения привычно-казенного хода церковной жизни и неизменно откладывали решение этого наболевшего вопроса. Леворадикальная же часть Церкви (в общем незначительное поначалу число священников и мирян) постепенно переходила на позиции «христианского социализма».

Такой раскол в обществе и даже в самой Церкви не мог продолжаться долго, не вызвав полного разрушения прежних форм российской государственности. И следует признать, что к началу революционной страды слишком многое из духовно-нравственного наследия Святой Руси было утрачено. На смену мало уже жизненной консервативной «правой» утопии в стране приходила теперь утопия «левая» со всей ее лживой и невежественной демагогией построения социалистического «рая на земле». Но только на собственном трагическом опыте, только ценой собственной крови Россия смогла постепенно хотя бы приблизиться к пониманию истинного и страшного смысла всех своих духовных заблуждений и падений.

К голосу же Церкви, давно уже предупреждавшей страну о надвигающейся на нее смертельной революционной угрозе, большинство тогдашних общественно-политических сил прислушиваться не желало... Поэтому в России и стал возможен октябрьский переворот - как один из тех очередных трагических опытов земной истории, о полной бессмысленности которого (еще лет за восемьдесят до революционных событий) предупреждал великий московский святитель Филарет, философически как-то заметив в проповеди: «Поистине, довольно [имеется] печальных опытов для удостоверения, что самоспасение человечества естественными средствами и усилиями разума есть не более как мечтание и болезненный бред духовно недугующего человечества»Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Слово в день Благовещения Пресвятой Богородицы 1835 г. // Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Творения. С. 60..

... «Хождение по мукам» наступило для России с началом первой мировой войны в августе 1914 г. Сначала военные действия вызвали в стране некоторое оживление религиозных и национально-патриотических чувств. Церковь всячески поддерживала их своим служением Богу и Отечеству: создавала общины сестер милосердия, собирала средства для помощи раненым и семьям погибших. Тысячи полковых священников делили с солдатами тяготы и скорби войны, укрепляя Таинствами Исповеди и Причащения живых, церковной молитвой провожая в последний путь погибших. Нередко бывало, что священник с крестом в руке шел впереди идущих в атаку воинов.

Это в общем являлось древней традицией российского священства: о том свидетельствует, как мы помним, и присутствие Сергиевых иноков-воинов на Куликовом поле, и постоянное существование в Российской Империи института военных полковых священников. И такая роль Церкви в жизни армии вполне понятна и объяснима. Как пишет известный русский философ Н.О. Лосский, «патриотизм, т.е. естественная любовь к родине, и национальное чувство, т.е. любовь к русскому народу, как носителю великих духовных и исторических ценностей, сочетались у русского духовенства с любовью к государству в одно неразрывное целое ... надо поэтому ценить заслуги духовенства как оплота русской государственностиЛосский Н.О. Характер русского народа. Кн. 1. М., 1990. С. 49. (Репринт издания: Франкфурт: Посев, 1957.). Священник в России неизменно, в большей или меньшей степени, ощущал себя воином Христовым. Так было всегда, и любовь Российской Церкви к Отечеству, как мы уже неоднократно убеждались в этом на протяжении всей нашей истории, равно проявлялась и в годы мира, и в годы войны. Это тем более естественно, если учесть, что последних в жизни россиян было немалоТот же автор, опираясь на другого русского философа - Ив. Ильина, замечает по этому поводу: «Ильин в своей книге «Сущность и своеобразие русской культуры» напоминает, что Россия в большей части своей истории была осажденною крепостью. Ссылаясь на С. Соловьева, он указывает следующие цифры: с 800 до 1237 г. каждые четыре года происходило военное нападение на Русь; в 1240-1462 годах было 200 нашествий. Ильин подсчитывает, что от 1368 до 1893 г., т.е. в течение 525 лет, было 329 лет войны, значит, два года войны и один год мира...» (Лосский Н.О. Характер русского народа. С. 49)..

Наступил 1917 год. Грянула февральская революция. Государь Николай II, глубоко порядочный человек и искренне верующий христианин, будучи горячим патриотом России, тем не менее, отрекся от Российского престола. Сделал он это с великой душевной скорбью и, как ему представлялось, лишь ради внутреннего умиротворения все более и более раскалывавшегося (под влиянием разрушительных революционных идей) общества. В принятии Царем такого судьбоносного - и для него самого, и для страны - решения не последнюю роль, конечно же, сыграло и непосредственное чувство духовного отвращения, вызывавшееся в нем анархически-безбожными, «демократическими» устремлениями и требованиями той немалой части «просвещенной публики», что все определенней склонялась к предательству нравственных ценностей христианства и православных идеалов Святой Руси. Недаром Николай записал в своем дневнике перед отречением: «Кругом измена, и трусость, и обман»Цит. по: Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века. М.: Русская идея, 1999. С. 691.. Но, безусловно, еще большее значение здесь имело внутреннее стремление Государя следовать пути тех христиан-страстотерпцев, что смиренно принимали, подобно святым братьям князьям Борису и Глебу, мученические венцы во имя Христово и не желали (даже ради собственного земного спасения) проливать кровь своих соотечественников. Николаю предлагали эмигрировать, но он отказался покинуть страну, решив разделить с нею ее грядущую горестную судьбу.

В религиозном сознании православной России место Царя земного отныне заняла Царица Небесная. Символом этого послужило чудесное обретение в селе Коломенском, на окраине Москвы, иконы Божией Матери «Державной». Оно состоялось в самый день отречения Государя - 2 (15) марта 1917 г. Образ этот нашли в подвале здешней Вознесенской церкви после того, как крестьянке Евдокии Адриановой дважды являлась во сне Сама Богоматерь, сказавшая ей: «Есть в селе Коломенском большая черная икона. Ее нужно взять и сделать красной (с церковнославянского - «красивой», т.е. освободить из-под вековой копоти красоту святых ликов Марии и Богомладенца Христа. - Ю.М.). Пусть молятся».

Царственный образ Богородицы, восседающей на престоле, держава и скипетр в Ее руках - эти знаки власти и одновременно нетрадиционный для Богородичных икон алый, мученический цвет одежд указывают на то, что отныне именно Она становится Возглавительницей Святой Руси, вступившей на путь мученичества за веру, за Христа.


15 (28) августа 1917 г. в Москве открылся долгожданный Поместный Собор Православной Российской ЦерквиТакое самоназвание Церкви в России - Российская - более духовно осмыслено и канонически более точно, чем современное наименование - Русская, - неправомерно связывающее ее с сугубо этническим элементом, что вообще отдает осужденной еще в XIX в. ересью филетизма (т.е. «церковного» псевдонационализма); церковная власть, впрочем, здесь не слишком виновата, поскольку этот эпитет был, по сути, навязан Российской Церкви обстоятельствами советской политической жизни второй половины 1920-х годов. Как справедливо замечает один из современных церковных историков: «Русской Церкви в известном смысле не существует. Есть Вселенская Православная Церковь. И есть Поместные церкви - ее отражения в каждой земле и даже в каждой епархии. Поэтому корректнее наше старое самоназвание - Православная Российская Церковь, то есть Вселенская Церковь, действующая на территории России. К этому нужно всем снова привыкать, пока, наконец, Поместный или архиерейский Собор не восстановит нашего исторического наименования» (Махнач В. Параметры христианской политики // «Наши задачи» Ивана Ильина и... наши задачи. Материалы конференции. М.: Рарогъ, 1995. С. 24-25)., работавший с перерывами более года - до 7 (20) сентября 1918 г. Соборные заседания продолжались и под гром артиллерийской канонады во время октябрьского расстрела Кремля отрядами большевиков, для которых национальные святыни не значили ровным счетом ничего.

Заседание 28 октября (10 ноября) ознаменовалось вынесением исторического постановления о восстановлении Патриаршества в России, а именно провозглашалось:

«1. В Православной Российской Церкви высшая власть - законодательная, административная, судебная и контролирующая - принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян.

2. Восстанавливается Патриаршество, и управление церковное возглавляется Патриархом.

3. Патриарх является первым между равными ему епископами.

4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. М.: Московская Патриархия, 1999. С. 14..

Уже через неделю - 5 (18) ноября 1917 г. Собором был избран Патриарх. Им стал (по жребию, вынутому у великой святыни России - «Владимирской» иконы Божией Матери) - выдающийся иерарх, митрополит Московский Тихон (Белавин; 1865-1925); отличавшийся удивительной незлобивостью и душевной добротой.

В заседаниях Поместного Собора приняли участие представители всех православных кругов России: среди 564 членов его было 80 архиереев, 129 священников, 10 диаконов, 26 псаломщиков, 20 монашествующих (архимандритов, игуменов и иеромонахов) и 299 (!) представителей мирян.

Миряне впервые получили полное право участия как в обсуждении всех вопросов, рассматривавшихся на Соборе, так и в непосредственной выработке соответствующих постановлений. В то же время права епископата при этом ничуть не ущемлялись, поскольку все соборные решения - и догматического, и канонического характера - признавались вступившими в силу только после ответственного их утверждения на совещании епископов.

На Соборе была разработана и утверждена структура церковного управления в дальнейшем: он «образовал два органа коллегиального управления Церкви в промежутках между Соборами: Священный Синод и Высший Церковный Совет. К компетенции Синода были отнесены дела иерархическо-пастырского, вероучительного, канонического и литургического характера, а в ведение Высшего Церковного Совета - дела церковно-общественного порядка: административно-хозяйственные и школьно-просветительские. И наконец, особо важные вопросы - о защите прав Церкви, о подготовке к предстоящему Собору, об открытии новых епархий - подлежали совместному решению Священного Синода и Высшего Церковного Совета»Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 18..

В состав Синода должны, по постановлению Собора, входить, «помимо его Председателя-Патриарха, 12 членов: митрополит Киевский по кафедре, шесть архиереев по избранию Собора на три года (тем самым, по-видимому, подразумевалось, что Поместный Собор должен происходить не реже раза в три года. - Ю.М.) и пять епископов, вызываемых по очереди на один год. Из 15 членов Высшего Церковного Совета, возглавляемого, как и Синод, Патриархом, три архиерея делегировались Синодом, а один монах, пять клириков из белого духовенства и шесть мирян избирались Собором»Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 18..

Такова - в общих чертах - установленная Собором, по сути, единственно законная с точки зрения церковного права система управления в Российской Церкви, никем и никогда с тех пор в ней не отменявшаяся. Однако в реальной церковной жизни система эта (главным образом - касательно деятельности Высшего Церковного Совета с представителями от мирян) так и не прижилась, не будучи к тому же дозволена в дальнейшем большевистской властью; к сожалению, и до сих пор эта, требуемая самими церковными канонами, целостная форма руководства жизнью Церкви все еще ожидает своего возрождения.

Как восприняла думающая Россия все эти церковные события? Характеризуя самый факт окончания синодального периода в 1918 г., историк, будущий протоиерей Георгий Флоровский писал всего лишь через несколько лет после этого: «В судорожном водовороте революционного процесса незаметно совершился великий сдвиг: восстановился Патриарший Престол ... возродилось соборное начало в поместной Церкви Российской. Этого события нельзя укладывать единственно в рамки публичного и канонического права, нельзя воспринимать его в категориях социально-политических, как «освобождение Церкви от пленения государством, от казенщины этой убийственной», как восстановления «нормальных отношений между церковью и государством». Глубинным существом своим оно лежит в плоскости совершенно иной»Флоровский Г. О патриотизме праведном и греховном // Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. С. 159.; и, вспоминая великих святых, сиявших своим благочестием в Русской Церкви и в ее беспатриарший период пленения государством, историк затем продолжает: «... бесспорно - что-то роковое и тягостно-тревожное было в том, что эти яркие светильники Церкви учащей поспешно уходили в затвор, что сияние угодников и подвижников в туманной атмосфере повседневности распылялось в какое-то неясное, хотя и светлое, млечное облако. - В тиши монастырских келий переводились - а «около стен церковных» изучались - творения святоотеческие, а «официальная» богословская наука питалась не ими, а «научным опытом» инославного Запада, стараясь приспособить его достижения к текущим нуждам жизни. Догматические и нравственные системы переводились с католических и протестантских образцов, причем часто проскальзывали мимо внимания вопиющие отклонения от церковного правомыслия (вроде «юридического» истолкования Искупительной Жертвы Спасителя); по тем же образцам, а не по отеческим заветам толковалось Священное Писание. На место жизненного Предания церковного становилась школьная мудрость, отравленная ересью и расколом. Замирало учительное слово ad extra, ибо искало себе вдохновения в мертвенной риторике Массильона и Боссюэта, Арндта и Берсье... Как и во всей цельности народной жизни, так и в области церковной, сверху был наложен отяготительный пласт «европейской» техники, который, как инородное тело, мутил и коверкал органический рост.

И это тяжелое испытание кончилось: кончился «западнический» период русской церковной истории. И на наших глазах поместная Русская Церковь, не выступая ни на шаг из самим временем освященных форм и одеяний, стала действенной, горящей, властною и учительной, - снова, как древле, сделалась церковью торжествующей - в силе Духа, с какою бы давно не являющеюся силой натиска ни бушевали вокруг нее богоборческие стихии злого, сатанинского начала, какие бы исключительные соблазны ни терзали теперь христианскую совесть, сколько бы ни было отступничеств и падений... Надо с верою идти в церковную ограду, под сень храма ... чтобы, соревнуя пути преподобного Сергия и святителя Филиппа, Первосвятителя Московского и мученика, с новою силою дерзновения смиренного выходить в бушующую жизнь и в ней творить не дело свое, а дело Христово, созидать по кирпичикам в душах человеческих обетованную и взыскуемую - Господню Весь»Флоровский Г. О патриотизме праведном и греховном // Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. 160-161..

Патриарху Тихону сразу же пришлось действовать в совершенно новых политических условиях, наступивших после большевистского переворота 1917 г., - среди того полнейшего революционного беззакония и бесчеловечного цинизма власти, что стали основой новой - коммунистической, богоборческой (а значит, отныне лишь псевдороссийской) - «государственности» страны Советов. Естественно, что большевистское правительство, в природной его ненависти как ко Христу, так и к Его стране, православной, истинной России, сочло необходимым прежде всего лишить всякой государственной легитимности своего основного обличителя и духовного противника - Церковь.

23 января (5 февраля) 1918 г. коммунистами был издан декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви». Отныне официальной государственной политикой страны в области религии стал воинствующий атеизм. «Доселе Русь была святой, а теперь хотят сделать ее поганою» - так ответил на этот декрет Священный СинодЦит. по: Вострышев М. Божий избранник. Крестный путь Святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. М., 1990. С. 64..

В Соборном постановлении по поводу декрета отмечалось: «Лица, власть имеющие, дерзновенно покушаются на самое существование Православной Церкви. Во исполнение этого сатанинского умысла ныне Советом народных комиссаров издан декрет об отделении Церкви от государства, коим узаконяется открытое гонение как против Церкви Православной, так и против всех религиозных обществ христианских и не христианских»К канонизации новомучеников Российских. М.: Изд-е Комиссии Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых, 1991. С. 73.. А в особом «Воззвании Священного Собора к православному народу» говорилось: «От века неслыханное творится у нас на Руси Святой ... все храмы Божии и святые обители с их святынями и достоянием могут быть у нас отняты... Эти святыни - ваше достояние. Ваши благочестивые предки и вы создали и украсили храмы Божии и святые обители и посвятили это имущество Богу. Оберегайте же и защищайте веками созданное лучшее украшение земли Русской - храмы Божии, не попустите перейти им в дерзкие и нечистые руки неверующих, не попустите совершиться этому страшному святотатству. Если бы это совершилось, то ведь Русь Святая Православная обратилась бы в землю антихристову, в пустыню духовную, в которой смерть лучше жизни... Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную на поругание.

Мужайся же, Русь Святая! Иди на свою Голгофу! С тобою Крест Святой, оружие непобедимое...»К канонизации новомучеников Российских. М.: Изд-е Комиссии Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых, 1991. С. 73.

Декрет санкционировал полное разграбление имущества Церкви, а в ее лице - и всего верующего русского народа. В последних параграфах документа, в частности, говорилось: «Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церквей и религиозных обществ объявляются народным достоянием»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 30..

Таким образом, все ранее дарованное Церкви прихожанами имущество, все благоприобретенное ею собственным многовековым трудом (в том числе и вся принадлежавшая ей недвижимость) во мгновение ока оказалось беззаконно и хищнически отнятым. И, увы - и это следует подчеркнуть! - такое положение в целом, по сути, сохраняется и поныне. И нынешним, якобы правовым, государством почти ничего из награбленного тогда большевиками у Церкви ей в фактическое владение так и не возвращено: например, в Москве все сохранившиеся храмы и сегодня остаются собственностью отнюдь не некогда построивших их верующих прихожан, а государственной, лишь переданной приходам в пользование!Поскольку нынешняя «перестройка» в России изначально задумывалась как инструмент сохранения партийно-советской номенклатурой - в сложившихся новых исторических условиях - основных рычагов ее прежней безграничной власти, то никаких кардинальных, основополагающих правовых документов нового, действительно справедливого и законного экономического порядка «новым», остающимся полубольшевистским по своей сути, государством не было принято вовсе. Состоялся лишь внутренний передел социалистической собственности, изначальной основой которой являлась собственность, незаконно экспроприированная еще в 1917-1918 гг. у всех классов и у всех видов общественных организаций дореволюционной России, в том числе и у религиозных сообществ. И хотя многие из «перестройщиков» сами сошли уже с исторической сцены, пришедшие им на смену вполне удовлетворены сохраняющимся положением вещей и отнюдь не озабочены восстановлением попранных некогда их предшественниками экономических прав своего же народа: ведь и сегодня они продолжают делать то же самое. Именно в силу этих эгоистических экономических устремлений нынешнего правящего класса, как правило, пока не знающего и нелюбящего настоящей России, до сих пор не решена первостепенная для нормальной жизнедеятельности страны задача - полное наше отмежевание от самого духа большевистского антинародного режима, установившегося у нас после октябрьского переворота. Отсюда не дезавуированы и новыми юридическими государственными актами до сих пор не признаны беззаконными все прежние правовые документы (декреты) советской власти, в том числе и в области собственности. Иными словами, государство в лице правящих чиновничьих структур, полностью сохраняя прежнюю абсолютно безнравственную (антицерковную, антиправославную, а значит, и антирусскую, антироссийскую) позицию - в стремлении оставить за собой украденное некогда у Церкви имущество, продолжает все ту же неизменную политику реального (теперь, правда, уже не политического, а экономического) гонения на нее. И это происходит на основании действующих прежних - и юридически, и в нравственном отношении беззаконных - подсоветских актов, к которым в наши уже дни добавляются новые, им же подобные. И здесь, естественно, встает вопрос: так чьей же тогда правопреемницей оказывается (или остается?) современная правящая элита нынешнего государственного образования, существующего на территории бывшей Имперской России и которое миллионы православных хотели бы считать своим государством? Как может Церковь при таком - и до сего дня во многом бесправном и ограбленном положении - достойно и с необходимой полнотой осуществлять у нас миссию добра, благотворительности, духовного просвещения и умиротворения общества?

Состоявшийся октябрьский переворот поставил участников продолжавшего свои заседания Поместного Собора перед необходимостью обсудить сложившееся новое правовое положение Церкви в государстве: желательно было наиболее четко и последовательно определить ее позицию по этому вопросу, без измены Христу и самой себе.

Уже в конце ноября профессор С.Н. Булгаков (упоминавшийся выше известный философ и общественный деятель, вскоре принявший священнический сан) составил Декларацию об отношениях Церкви и государства, в которой «требование о полном отделении Церкви от государства сравнивается с пожеланием, «чтобы солнце не светило, а огонь не согревал. Церковь по внутреннему закону своего бытия не может отказаться от призвания просветлять, преображать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами». ... При этом Церковь не связывала себя с определенной формой правления и исходила всегда из того, что власть должна быть христианской. «И ныне, - сказано в документе, - когда волею Провидения рушится в России царское самодержавие, а на замену его идут новые государственные формы, Православная Церковь не имеет определения об этих формах со стороны их политической целесообразности, но она неизменно стоит на таком понимании власти, по которому всякая власть должна быть христианским служением»»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 19.. В то же время «меры внешнего принуждения, насилующие религиозную совесть иноверцев, признаны были несовместимыми с достоинством Церкви»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 19..

После острых споров вокруг текста проекта соборного документа по этому, прямо скажем, религиозно-политическому вопросу было, наконец, выработано особое «Определение о правовом положении Церкви в государстве».

Рамочных требований этого «Определения...» в целом и сегодня должна придерживаться наша церковная власть, добиваясь, естественно, их признания со стороны государства, - разумеется, если мы сами хотим жить в соответствии с канонами собственных Соборов, а государство - иметь право считать себя национально легитимным и действительно защищающим интересы России. По сути, этот документ есть четко выраженная, остающаяся и поныне неизменной в своей духовной основе (более того, обязательная к исполнению всею Церковью) ее общественно-политическая (точнее церковно-«государственническая») программа.

«Определение...» провозгласило, в частности, следующие, абсолютно органичные для самой природы Церкви истины (с вытекающими из них требованиями!) о ее месте в государстве - сколько духовно-религиозные, столько же и «политические»:

«1. Православная Российская Церковь, составляя часть Единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как величайшей исторической силе, созидавшей Российское государство.

2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти...

3. Постановления и указания, издаваемые для себя Православной Церковью, равно как и акты церковного управления и суда, признаются государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы...

4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью.

...

7. Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи (заместители, - Ю.М.) их должны быть православнымиСамо собой разумеется, что этот пункт «Определения...» не несет в себе никакого шовинистического содержания, но лишь признает приоритетность для России Вселенского Православия как преимущественной национальной религии православных россиян (т.е. настоящих русских) и, соответственно, как духовной опоры ее государственности. В связи с этим уместно будет вновь процитировать здесь Г. Флоровского об изначальном и столь характерном для России внутреннем единстве в ней национального и религиозного начал, подобно тому, как это имело место, например, и в древнем Израиле: «Православие есть нечто большее, чем только «вероисповедание», - оно есть целостный жизненный идеал, сложная совокупность оценок и целей; и хотя в жизнь народом оно претворялось и претворяется весьма несовершенно, в той или иной мере печать его лежит на всех народных созданиях. И чтобы стать «русским», действительно необходимо «быть православным»» (Флоровский Г. О патриотизме праведном и греховном // Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. С. 157)..

...

22. Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации и отобранию...»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 18-19.

Все эти пункты «Определения...» отражают вполне последовательную и неизменную гражданскую позицию Российской Церкви, осознающей себя не только частью Вселенской Православной Церкви - этого мистического Тела Христова, но и духовным стержнем российского народа, извечной основой самой российской государственности.

Причем следует подчеркнуть, что поскольку требования эти никогда не отменялись последующими церковными Соборами, то они и поныне сохраняют свою полную каноническую законность и обязательность для Православной России. Тем самым предполагается, что основные положения «Определения...» и сегодня являются программными для Церкви, ожидающими своего дальнейшего воплощения в общественно-политической жизни грядущего - подлинно Российского - государства.

... Патриарх Тихон, выступив вскоре с бесстрашным обличением революционных злодеяний и призывом к примирению всех враждующих сторон, в значительной степени способствовал подъему религиозных настроений в народе. И личной проповедью, и твердым исповеданием христианской Правды, неустанной борьбой с внешними врагами Церкви и с пытавшимися разложить ее изнутри (при прямом покровительстве ЧК - ГПУ) честолюбцами и авантюристами Святейший Патриарх Тихон вызвал лютую ненависть со стороны новых властей. Его то заключали в тюрьму, то содержали под домашним арестом в московском Донском монастыре.

Достаточно трезво мысливший Первоиерарх со временем был вынужден занять, увы, более реалистическую позицию невмешательства в дела социалистического государства. Учитывая политические реалии дня и в значительной мере уже устав как от давления ГПУ, так и от бесконечных предательств многих бывших своих сопастырей, он постепенно даже начал склоняться к признанию потенциальной лояльности Церкви по отношению к явно уже утвердившемуся, причем надолго, советскому режиму.

Но, несмотря на это, он все же был, по-видимому, физически устранен чекистами, неожиданно скончавшись в 1925 г. в самый праздник Благовещения (25 марта / 7 апреля) в 23 часа 45 минут - во время лечения от стенокардии в частной московской клинике Бакуниных на Остоженке (причем еще за два дня до кончины Святейший служил свою последнюю Литургию в церкви Вознесения «Большого» на Никитской).

В церковной памяти сохранились последние слова Патриарха: «Теперь я усну ... крепко и надолго. Ночь будет длинная, темная, темная, - и затем, крестясь, добавил, как во время благодарственных, по причащении молитв, - слава Тебе, Боже ... слава Тебе, Боже ... слава Тебе ...» Он не успел произнести в третий раз «Боже», не успел и перекреститься в третий раз - душа его отошла ко ГосподуОб обстоятельствах кончины Патриарха Тихона рассказывается в кн.: Патриарх Тихон и история Русской Церковной смуты. Кн. 1 / Сост. М.Е. Губонин. СПб., 1994. С. 104; см. также: Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 436-437..

Известно, что в эти дни в клинику неоднократно наведывался «главный чекист», ответственный перед большевистским правительством за состояние «церковных дел» - Е.А. Тучков. Он требовал от Патриарха подписи под весьма важным для властей документом - письменного подтверждения лояльности Патриаршей Церкви правительству, причем на условиях, полностью последним же и диктовавшихся. На это Патриарх не соглашался, не желая как-либо документально утвердить вместо взаимно обязывающей системы подлинной лояльности - без всякого вмешательства власти во внутреннюю жизнь Церкви - фактически систему полностью бесправного ее рабства у государства. По словам ухаживавших тогда за Патриархом, Святейший на подобные домогательства Тучкова (несмотря на все запугивания и откровенный шантаж со стороны «главного чекиста») неизменно отвечал: «Нет, нет, этого я сделать не могу!» Поэтому одним из решений этой проблемы для большевиков вполне могло стать решение «убрать» несговорчивого «попа»! И в этом нет ничего невероятного, зная стиль и методы работы большевистского ГПУ. К тому же известно, что покушения на жизнь Патриарха имели место неоднократно.

Так, 29 июня (12 июля) 1919 г., когда Святейший выходил после службы на Петров день из Храма Христа Спасителя, его ударила ножом в правый бок некто П.К. Гусева (признанная затем якобы сумасшедшей), по счастью, лишь легко ранив; затем 26 ноября (9 декабря) 1924 г. несколько преступников ворвались в комнаты Патриарха и убили вышедшего первым на их шум давнего и любимого его келейника - Якова Полозова; наконец, «незадолго до перехода Святейшего в бакунинскую больницу, неизвестные темные личности две ночи подряд пилили решетку на окне его кельи»См.: Патриарх Тихон и история Русской Церковной смуты. Кн. 1. С. 99, 183-189.. Ликвидировать Патриарха руками ненормальной или уголовников и тем самым закрыть этот наболевший церковный вопрос было бы вполне в духе ГПУ.

Как позднее свидетельствовал известный московский священник, настоятель храма святого Илии Пророка в Обыденском переулке отец Александр Толгский (+ 1962), «после признаний, сделанных мне во время исповеди одной из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен»Левитин-Краснов А., Шавров В. Указ. соч. С. 448..

Около 300 тысяч верующих провожали страдальца в последний путь. Первосвятителя погребли в Донском монастыре, где в 1989 г. и состоялось торжественное обретение его мощей. Тогда же Патриарха Тихона причислили к лику святых как священномученика.


... Начиная с 1917 г. вся Церковь в целом приняла на себя невиданный доселе удар: небесный полк мучеников-страстотерпцев начал пополняться отныне тысячами и тысячами воинов Христовых. Русская земля отныне становится для Церкви поистине ее Голгофой.

Уже 8 (21) декабря 1917 г. во время крестного хода, шедшего с молением о скорейшем умиротворении России, был схвачен и после жестоких истязаний убит протоиерей Екатерининского собора в Царском Селе под Петроградом священномученик Иоанн Кочуров (причислен к лику святых в 1994 г.) - один из самых первых страстотерпцев, замученных за веру Христову большевиками; чуть ранее, в дни октябрьского переворота, он бесстрашно обличал взбунтовавшихся матросов в творимых ими беззакониях.

Вскоре, 25 января (7 февраля) 1918 г., в Киеве погиб и первый безвинный святитель-мученик - митрополит Киевский Владимир (Богоявленский); был прославлен в 1992 г.См.: Венок на могилу Высокопреосвященного митрополита Владимира. Джорданвилль, 1981. (Репринт издания: Киев, 1918.).

Как напомнил в своей проповеди в Успенском соборе Московского Кремля в 1993 г. Святейший Патриарх Алексий II, Собор Русской Православной Церкви, узнав о его убиении, «постановил совершать в этот день память всех новомучеников Российских, причисленных к лику святыхНыне память их совершается 25 января, если этот день совпадает с воскресным, или же в ближайшее следующее воскресенье.... В этот же день мы совершаем молитвенное поминовение тех, кто пострадал за веру и правду: были расстреляны, замучены, убиты, умерли от болезней и холода в лагерях, приняли мученическую кончину за веру Христову. Сегодня они, имена которых знает один Бог, являются нашими молитвенниками и предстателями пред Господом Богом»Святейший Патриарх Алексий II. Кровью мучеников созидалась Церковь // Московский церковный вестник. 1993. № 4 (91). С. 2..

Волна невиданных зверств прокатилась по всей России в 1918-1922 гг. Нравственное одичание революционных масс достигло тогда немыслимых форм; архиереев и священников чаще всего убивали свои же бывшие российские сограждане, соблазненные и оболваненные лживой большевистской пропагандой.

Так, в Воронеже в 1919 г. одновременно было казнено 160 священников во главе со священномучеником архиепископом Тихоном (Никаноровым), повешенным большевиками на Царских вратах церкви монастыря святителя Митрофана; при этом семь бывших с ним монахинь были брошены злодеями в котел с кипящей смолой. В Харькове с декабря 1918 г. по июнь 1919 г. расстреляли 70 иереев Харьковской епархии, в Перми в 1919 г., после занятия ее Белой армией, были обнаружены тела 42 замученных священнослужителей; в Тобольске в 1921 г. коммунисты убили около 100 священнослужителей.

Жестокость коммунистических расправ в эпоху гражданской войны не имела границ: архиепископ Тобольский Гермоген «был привязан к лопастям колесного парохода ... епископа Свияжского Амвросия замучили, привязав к хвосту лошади. Посаженный на кол, в Самаре погиб епископ Михайловский Исидор (Колоколов) ... Епископа Платона Ревельского, обливая водой на морозе, обратили в ледяной столб. Епископ Соликамский Феофан (Ильменский) с семью иеромонахами был спущен ночью вниз головой в прорубь, причем замерзшие края прорубной ямы палачи пробивали плечами и телом епископа»Тальберг Н.Д. Святая Русь. С. 96.. Христиан распинали (три священника, например, были распяты на крестах в 1918 г. в Херсоне), топили с привязанными к ногам камнями, снимали с несчастных скальпы, тела их рубили топорами на куски. Таких злодейств Русь не знала даже в нашествие Мамая!

Но и становясь невинными жертвами своих палачей-богоборцев, многие из этих святых новомучеников Российских встречали собственную смерть за Христа, молясь за убийц и уподобляясь тем самым своему Небесному Искупителю. Так, по рассказам свидетелей, первомученик митрополит Киевский Владимир, перед расстрелом воздев руки, «молился Богу: «Господи! Прости моя согрешения - вольная и невольная и приими дух мой с миром». Потом он благословил обеими руками своих убийц и сказал: «Господь вас благословляет и прощает». И после этого, когда Митрополит не успел еще опустить рук, он был убит тремя выстрелами.

Иеромонах Афанасий монастыря Спасов скит, выведенный на казнь, стал на колени, помолился, перекрестился, поднявшись с колен, благословил стоявшего против него с ружьем большевика и поднял руки вверх. Палач хладнокровно застрелил только что благословившего его пастыря.

Архиепископ Астраханский Митрофан перед расстрелом благословил своих мучителей, за что один из них начал бить его рукояткой револьвера по рукам, затем, схватив святителя за бороду, с силой пригнул его голову к земле, так что порвал ему рот, и после подобных издевательств застрелил мученика в висок.

Протоиерей Иоанн Восторгов, известный на всю Россию проповедник, настоятель собора Василия Блаженного в Москве, перед расстрелом благословил всех приговоренных вместе с ним и первым подошел к вырытой яме.

Епископ Балахнинский Лаврентий (Князев) во время расстрела призывал солдат к покаянию, проповедовал им, стоя под прицелом, о будущем спасении России. Русские солдаты расстреливать его отказались, был расстрелян китайцами.

Епископ Никодим Белгородский перед расстрелом, помолившись, благословил солдат-китайцев, и те отказались стрелять. Тогда их сменили новыми и Владыку вывели к ним, переодетого в солдатскую шинель»Святые новомученики и исповедники Российские // Прямой путь. Православный журнал. 1991. № 1. С. 16..

Убийства священнослужителей почти неизменно сопровождались циничными издевательствами над ними. Так, по преданию, настоятеля Казанского собора в Санкт-Петербурге протоиерея Философа Орнатского (1860-1918) привели на расстрел с двумя сыновьями и спросили: «Кого сначала убить - вас или сыновей?» Отец Орнатский ответил: «Сыновей». Пока их расстреливали, он, став на колени, читал отходную, после чего убили и егоСм.: Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские: В. 2 ч. Ч. 1. М.: Изд-е Товарищества «Светлячок», Б. г. С. 186. (Репринт издания: Б. м., 1949.). Сохранились и многие другие свидетельства о подобных же зверских казнях христиан, характеризующих всю меру нравственного падения новоявленных «борцов за счастье всего человечества». Приведем здесь лишь еще несколько таких ужасающих свидетельств (особенно для тех немногих, кто до сих пор способен верить в «гуманизм» коммунистической идеи): «... священника Никольского вывели из женского монастыря Марии Магдалины, заставили раскрыть рот, вложили в него дуло маузера и со словами: «Вот мы тебя причастим» - выстрелили. Священнику Дмитриевскому, которого поставили на колени, сначала отрубили нос, потом уши и наконец голову... В городе Богодухове всех монахинь, не пожелавших уйти из монастыря, привели на кладбище к раскрытой могиле, отрезали им сосцы и живых побросали в яму, а сверху бросили еще дышащего старого монаха и, засыпая всех землей, кричали, что справляется монашеская свадьба»См.: Вострышев М. Указ. соч. С. 88..

К сожалению, обо всех этих страшных событиях, с самого начала ознаменовавших духовную сущность советской эпохи, до сравнительно еще недавнего времени не было принято говорить громко, да, впрочем, и сейчас преступления большевизма никакой должной - ни правовой (официально-государственной), ни сугубо нравственной (общественно-всероссийской) - оценки так и не получили, и никаких соответствующих осуждающих юридических актов в связи с этим в России так и не издано. Однако требование исторической - пусть и с нравственно отвратительными фактами - правды о преступлениях части российского народа пред Богом и людьми, своими же собратьями, заставляет выявить ту степень богоотступничества (а отсюда, естественно, и бесчеловечности), до которой дошла тогда страна под названием «революционная Россия». Как характеризовал позднее эту историческую катастрофу российской государственности философ и публицист И.А. Ильин, «крушение монархии было крушением самой России; отпала тысячелетняя государственная форма, но водворилась не «российская республика», как о том мечтала революционная полуинтеллигенция левых партий, а развернулось всероссийское бесчестие, предсказанное Достоевским, и оскудение духа; а на этом духовном оскудении, на этом бесчестии и разложении вырос государственный Анчар большевизма, пророчески предвиденный Пушкиным, - больное и противоестественное древо зла, рассылающее по ветру свой яд всему миру на гибель»Ильин И.А. Почему сокрушился в России монархический строй? // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 2. С. 81..

В связи с этим И.А. Ильин делает и более общий вывод о том, что в 1917 г. часть русского народа впала «в состояние черниПод чернью вообще он понимает «массу, нравственно разнузданную и лишенную чувства собственного достоинства, не имеющую ни чувства ответственности, ни свободной лояльности» (см.: Ильин И.А. Тоталитарное разложение души // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 1. С. 29)., а история человечества показывает, что чернь всегда обуздывается деспотами и тиранами. В этом году ... русский народ развязался, рассыпался, перестал служить великому национальному делу - и проснулся под владычеством интернационалистов. История как бы вслух произнесла некий закон: в России возможны или единовластие, или хаос; к республиканскому строю Россия неспособна. Или еще точнее: бытие России требует единовластия - или религиозно и национально укрепленного единовластия чести, верности и служения, т.е. монархии, или же единовластия безбожного, бессовестного, бесчестного, и притом антинационального и интернационального, т.е. тирании»Под чернью вообще он понимает «массу, нравственно разнузданную и лишенную чувства собственного достоинства, не имеющую ни чувства ответственности, ни свободной лояльности» (см.: Ильин И.А. Тоталитарное разложение души // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 1. С. 29)..

Естественно, Церковь немедленно выступила с обличением антинародной и антироссийской, но главное и прежде всего в основе своей - антихристианской, «злобесной» сущности коммунистического учения и коммунистической власти. Уже 1 февраля 1918 г. Святейший Патриарх Тихон бесстрашно заявил о своем отношении к богоборцам, обратившись к ним в особом патриаршем Послании: «... то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной»Послание Святейшего Патриарха Тихона от 19.01 (01.02) 1918 г. // Акты Святейшего Патриарха Тихона... С. 83..

В том же Послании Патриарх подверг коммунистов церковному проклятию-анафеме: «Властью, данною Нам от Бога ... анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной»Послание Святейшего Патриарха Тихона от 19.01 (01.02) 1918 г. // Акты Святейшего Патриарха Тихона... С. 83.. При этом он обратился и ко всем православным верующим России с церковным запрещением всякого духовного общения с большевиками и с призывом к религиозному противостоянию им: «Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение ... ... ... Противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной»Послание Святейшего Патриарха Тихона от 19.01 (01.02) 1918 г. // Акты Святейшего Патриарха Тихона... С. 83. Отсюда понятно, почему многие архипастыри и пастыри Православной Церкви неустанно предупреждали (как предупреждают и ныне!) каждого верующего: христианин, хоть в чем-то поддерживающий (даже и по недомыслию) коммунистическую идеологию и ее служителей-богоборцев, тем самым совершает грех против Бога и Его Святой Церкви! При этом подобный пробольшевистски настроенный «коллаборационист» естественным образом перестает быть членом Православной Церкви и духовным гражданином Святой Руси - иначе говоря, перестает быть подлинным россиянином. При этом каждый коммунист (и функционер, и рядовой член партии) должен понимать, что с точки зрения Церкви он является государственным изменником Руси-России, предателем священного Отечества своих предков, православных христиан, и клятвопреступником, ибо в свое время (в 1613 г.) русский народ принес клятву верности «на вечные времена» самой системе самодержавного, освященного Церковью, управления Россией в лице ее Православного Царя..

Отныне Россию стремятся полностью захлестнуть волны, по выражению уже упоминавшегося русского философа и публициста И.А. Ильина, «исконно завершенного зла», «подлинно диавольской стихии». Уже много позже он так писал об этом явлении большевиками сатанинского зла в мире: «Наши поколения поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями этой стихии и доселе не решаются выговорить свой жизненный опыт в верных словах.

Мы могли бы описать эту стихию, как «черный огонь»; или определить ее как вечную зависть, как неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие, как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от погубления лучших людей, как антихристианство. Человек, поддавшийся этой стихии, теряет духовность, любовь и совесть; в нем начинается разложение и разнуздание, он предается сознательной порочности и жажде разрушения; он кончает вызывающим кощунством и человекомучительством.

Простое восприятие этой диавольской стихии вызывает в здоровой душе отвращение и ужас...»Ильин И.А. К истории дьявола // Наши задачи. Т. 1. С. 65.

И действительно, только такие чувства и могут вызывать в каждом духовно полноценном и нормальном человеке все последующие шаги большевиков на пути полного порабощения ими России.

В июле 1918 г. вопиющие преступления были совершены большевистской властью (по указанию В. Ленина и Я. Свердлова) на Урале. В Екатеринбурге тайно, даже без видимости суда, расстреляли находившихся там в ссылке Романовых: Царя Николая II вместе с женой, детьми и членами свиты - всего 18 человек. В Перми тогда же убили Великого Князя Михаила Александровича, а под Алапаевском сбросили в шахту Великую Княгиню Елизавету Федоровну с еще несколькими членами Царской Фамилии.

Елизавета Федоровна(1864-1918), замечательная инокиня-благотворительница, основавшая в 1908 г. московскую Марфо-Мариинскую общину милосердия, даже в самый момент кончины продолжала заботиться о ближних. Судя по найденным спустя три месяца телам убитых, она в те мгновенья, когда их, еще полуживых, забрасывали сверху гранатами, пыталась перевязывать раны другим страдальцам (и как тут не вспомнить о пресловутом «гуманизме» коммунистов, лицемерно провозглашаемом ими до сих пор, - ими, даже и не думающими отказываться от зверской антихристианской идеологии и бесовской практики своих духовных предков - «верных ленинцев»). Впоследствии останки алапаевских мучеников переправили в Русскую духовную миссию в Пекине, а уже оттуда мощи святых преподобномучениц Елисаветы и помощницы ее, келейницы Варвары, попали в Иерусалим, где и покоятся ныне в храме святой Марии Магдалины. (Обе инокини были прославлены как преподобномученицы Русской Православной Церковью в 1992 г.)

О том, с каким подлинно евангельским терпением и всепрощением принимали члены Царской Семьи все выпадавшие на их долю страдания - на пути к екатеринбургскому подвалу, где «гуманисты» расстреливали царских детей, добивая их штыками, говорит, например, хранившееся Великой Княжной Ольгой стихотворение С.С. Бехтеева (1879-1954), присланное ей автором в конце 1917 г. Стихи эти были особенно дороги для царственных узников глубоким духовным взглядом поэта-христианина на их положение, - взглядом, который они полностью разделяли.

Вот эти простые, но замечательные в своей молитвенной искренности строки:


Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных, мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.



Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый, смертный час...
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы –
Молиться кротко за врагов! Бехтеев С. Песни русской скорби и слез // К Свету. Б. г. № 14. С. XXV.


Только сердечное и глубоко осознанное покаяние русского народа может смыть с его души позорное кровавое пятно екатеринбургского убийства...

Оценивая духовно это ужасное событие российской истории и по-христиански обличая злую волю той части россиян, что творили подобные преступления, сама Святая Русь, эта подлинная Россия великих святых и вовсе безвестных христолюбцев, словами проповеди блаженного архиепископа-чудотворца Иоанна (Максимо́вича; 1896-1966) (святитель Иоанн канонизирован Русской Зарубежной Церковью в 1994 г.) так подвела печальный итог всему содеянному:

«Убийство Императора Николая II и Его Семьи является исключительным как по виновности в нем русского и других народов, так и по его последствиям. Не сразу оно совершилось, подготавливалось постепенно.

Гнусная клевета поколебала преданность Царю и даже доверие к Нему значительной части русской общественности. В связи с тем наступившему, искусно вызванному мятежу не было дано должного отпора ни властями, ни обществом. Малодушие, трусость, предательство и измена во всей полноте были проявлены ими. Многие поспешили искать доверия и милостей от преступников, пришедших к власти. «Народ безмолвствовал» сначала, а потом быстро начал пользоваться создавшимися новыми условиями. Каждый старался о своей выгоде, попирая Божественные заповеди и человеческие законы. Открыто не было ничего сделано в защиту Государя и Престола. Молчаливо принято было известие о лишении Царя и Его Семьи свободы. Втайне лишь возносились молитвы и воздыхания теми многими, кто не поддался общему искушению и понимал преступность тех деяний. Посему Государь оказался всецело в руках своих тюремщиков и новой власти, знавшей, что может сделать все, что хочет.

Убийство легло на совесть и душу всего народа. Виноваты все в той или иной степени: кто прямым мятежом, кто его подготовкой, кто изменой и предательством, кто оправдыванием совершившегося или использованием его в выгоде себе. Убийство Царя-Мученика есть прямое следствие их.

Кровь его на нас и на чадах наших. Не только на современном поколении, но и на новом, поскольку оно будет воспитано в сочувствии к преступлениям и настроениям, приведшим к цареубийству.

Лишь полный духовный разрыв с ними, сознание их преступности и греховности и покаяние за себя и своих предков освободят Русь от лежащего на ней греха»Архиепископ Иоанн (Максимович). Кровь его на нас // Литературная учеба. Кн. 1. М., 1993. С. 198. (Произнесена им в Брюсселе в Храме-Памятнике Царской Семьи в 1962 г.).


... Очередное жесточайшее наступление на Церковь власти предприняли в 1922 г., объявив о так называемом «изъятии церковных ценностей» под предлогом якобы помощи голодающим Поволжья.

Церковь изначально с пониманием отнеслась к самой идее такого благотворительного акта, оговорив лишь необходимость уважительного отношения к православным святыням. Тогдашний митрополит Петроградский Вениамин (Казанский; 1874-1922) даже сам предложил сотрудничество со стороны Церкви в этом непростом вопросе. В одном из своих воззваний к петроградской православной пастве он заявлял:

«... Великое волнение, происшедшее по поводу распоряжения гражданской власти об изъятии церковных ценностей для голодающих, охватило умы всех...

Святая Церковь, верная заветам Христа, следуя примеру великих святителей, во время народных бедствий шла на помощь погибающим, жертвуя для спасения их от смерти и свои священные ценности.

Так поступала и наша Русская Православная Церковь...

Но добровольные пожертвования Церкви и церковных людей признаются недостаточными. Все церковные ценности изымаются распоряжением гражданской власти на голодающих.

Я своей архипастырской властью разрешаю общинам верующих жертвовать на нужды голодающих и другие церковные ценности, даже и ризы со святых икон, но не касаясь святынь храма, к числу которых относятся: св. престолы и что на них (священные сосуды, дарохранительницы, кресты, Евангелия), вместилища святых мощей и особо чтимые иконы.

К пожертвованиям призываю приступить немедленно...»Русская Православная Церковь в советское время: Сб. документов / Сост. Герд Штриккер. Кн. 1. М., 1995. С. 169.

Однако властям было нужно совсем не это. Изъятые (и с немалой кровью) ценности до голодающих, конечно же, не дошли: вымиравшая тогда, в значительной степени «контрреволюционная», по большевистским понятиям, «крестьянская масса» коммунистов вовсе не интересовала. Что уж тут говорить об их сколько-нибудь заинтересованном отношении к этой «массе», если даже тогдашний только «попутчик» их - «великий» пролетарский «инженер человеческих душ» (и тоже - «гуманист»!) М. Горький во время голода в Поволжье философски отмечал, что «из 35 миллионов голодных большинство умрет», а в книге, выпущенной в 1922 г. в Берлине, писал: «... вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень ... и место их займет новое племя - грамотных, разумных, бодрых людей»Цит. по: Платонов О.А. Русская цивилизация. М., 1992. С. 158..

Известно, что после завершения изъятия часть в общем и так не слишком крупной добычи была разворована государственными чиновниками, а другая - ушла на уплату Германии репараций после предательски заключенного большевиками Брестского мира с немцами.

Но не судьба поволжских крестьян волновала власть... Главное, что в тот момент действительно интересовало коммунистов, - это спровоцировать противостояние верующих нарочито кощунственному изъятию церковных святынь и окончательно расправиться с Церковью под благовидным предлогом спасения голодающих. И события в отдельных случаях, естественно, развивались по вполне устраивавшему ЦК и ЧК сценарию.

Особенно острым оказалось столкновение православного народа с комиссарами в марте 1922 г. в г. Шуе Иваново-Вознесенской губернии, где верующие даже ударили на колокольне в набат. Собравшиеся горожане пытались защитить храм от налетчиков, но вскоре прибыли чекистские автомобили с пулеметами. Первым был убит обратившийся к народу с призывом: «Прихожане, стойте за веру!» юноша Николай Малков; затем пулеметчики открыли огонь прямо по толпе. Через несколько дней многих из прихожан во главе со священником Павлом Светозаровым осудили и расстрелялиСм.: Иеромонах Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. К. 2. Тверь, 1996. С. 45.. (Шуйские мученики прославлены Русской Православной Церковью в 2000 г.).

В связи с событиями в Шуе В.И. Ленин со свойственным ему цинизмом указывал в секретной записке для ЦК: «... именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (а поэтому и должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут... изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»Ленин В.И. Письмо Молотову для членов Политбюро // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4..

Во исполнение такой «программы», - после недолгого судебного фарса, - в ночь с 12 на 13 августа 1922 г. были расстреляны петроградские мученики: митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шейн) и миряне - профессор Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров.

Замечательно то, с каким христианским достоинством и внутренним глубочайшим смирением перед волей Божией выступал в суде владыка Вениамин, бо́льшая часть последнего слова которого вообще была посвящена защите других подсудимых. После того как председатель суда заметил ему: «Вы все говорили о других, трибуналу желательно знать, что вы скажете о себе», Митрополит-мученик «с некоторым недоумением посмотрел на председателя и тихо, но отчетливо сказал: «О себе. Что же я могу вам о себе еще сказать. Разве лишь одно... Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре - жизнь или смерть, - но что бы вы в нем ни провозгласили, - я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе́, возложу на себя крестное знамение (при этом Митрополит широко перекрестился) и скажу: слава Тебе, Господи Боже, за все»...»Протопресвитер М. Польский. Вениамин, митрополит Петроградский // Протопресвитер М. Польский. Новые мученики российские. Ч. 1. С. 55. См. также о ходе этого судебного процесса в Петрограде в книге: «Дело» митрополита Вениамина (Петроград, 1922 г.). М., 1991.

В 1992 г. владыка Вениамин и трое других расстрелянных с ним исповедников веры Христовой канонизированы Церковью как новомученики Российские.

В результате кампании по изъятию церковных ценностей к концу 1922 г. большевистскими судами были приговорены к смерти или просто «в явочном порядке» уничтожены: 2601 человек из белого духовенства, 1962 - из черного, т.е. иноков, 1447 монахинь и послушниц (и это еще по неполным данным)К канонизации новомучеников Российских... С. 30..

Подобные зверства по отношению к верующим и массовые убийства священства явились отнюдь не революционными «излишествами» в политике новой власти или ее тактическими ошибками (как тогда говорили - «перегибами»), но сознательными преступлениями, вполне логично и естественно вытекавшими из сатанинской идеологии коммунизма. Ведь тогда казнили не только служителей Бога, но готовы были казнить и Его Самого (хотя бы и в виде «идеи»): как известно, 30 января 1923 г. состоялся один из самых вопиющих трагикомических фарсов воинствующего безбожия - по инициативе и в присутствии коммунистических наркомов Троцкого и Луначарского было инсценировано заседание революционного трибунала для вынесения смертного приговора Самому Богу!

Повсеместным арестам и убийствам представителей монашества сопутствовали и разорения обителей, многие из которых вскоре же начали насильно закрывать. Хранившиеся в них мощи русских святых подвергались невиданным надругательствам или даже уничтожались. То и дело арестовывались правящие епархиальные архиереи. В результате такого атеистического геноцида коммунистов по отношению к верующей, т.е. к большей части русского народа, к концу 1924 г. в тюрьмах и ссылках находились 66 его архипастырей - епископов, а в 1927 г., их было там уже 117Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. Париж, 1977. С. 574.. В это тяжелейшее для Церкви время, как никогда прежде, верующие жаждали пастырского руководства, но ряды духовных наставников редели: приходские священники, иноки-старцы смиренно принимали мученические венцы - истинно духоносных водителей России становилось все меньше и меньше...

В революционные годы в Москве пользовался особым авторитетом священник-старец, настоятель церкви Николая Чудотворца в Клёниках (на Маросейке) святой праведный Алексий Мечёв (1859-1923)См. о нем: Отец Алексей Мечев. Воспоминания. Письма. Проповеди / Под ред. Н.А. Струве. Париж, 1989; Храм Николая Чудотворца в Клёниках // Московский приходской сборник. Вып. 1. Приложение к «Московскому журналу». M., 1991., которого затем сменил его сын - священномученик Сергий (род. в 1892 г., расстрелян в 1942 г.)См. о нем и тексты его поучений: К Свету. № 5-6. М., 1993; Надежда. Душеполезное чтение. Вып. 17. Базель; Москва, 1993.. В Оптиной пустыни традицию старчества продолжали иеромонахи: преподобный Анатолий (Потапов; род. ок. серед. 1850-х годов, + 1922)См. о нем: Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. С. 404-436; Цветочки Оптиной пустыни. Воспоминания о последних Оптинских старцах о. Анатолии (Потапове) и о. Нектарии (Тихонове) / Сост. С. Фомин. М.: Паломник, 1995., преподобный Нектарий (Тихонов; 1856/57-1928)См. там же; см. также Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. С. 452-579. - старец-наставник многих представителей интеллигенции, а также преподобноисповедник Никон (Беляев; род. в 1888 г., скончался в северной ссылке в 1931 г.)См. о нем: Жизнеописание иеромонаха Никона, последнего старца Оптиной пустыни. СПб.: Сатисъ, 1994. Изданы его труды: Завещание духовным детям. Куйбышев, 1990; Дневник последнего духовника Оптиной пустыни. СПб., 1994.. Впрочем, этот подлинный иноческий оплот Православия в России, быстро утрачивавшей тогда - с превращением ее в атеистический СССР - свою духовную идентичность, вскоре был уничтожен большевикамиОптина пустынь была закрыта уже по декрету от 10 (23) января 1918 г. и затем пыталась еще некоторое время (до 1923 г.) существовать под видом сельскохозяйственной артели. До середины 1924 г. в обители продолжал действовать Казанский храм, но сами оптинские иноки были вынуждены перебраться в соседний городок Козельск, где они почти все и были арестованы в 1929 г. Последний настоятель пустыни, преподобномученик архимандрит Исаакий был расстрелян в январе 1938 г..

Все только что упомянутые и им подобные истинные архипастыри и пастыри старались, тем не менее, даже и в условиях продолжавшихся жесточайших гонений осуществлять духовное руководство своей паствы: некоторыми создавались тайные монастыри, многие бывали вынуждены также «тайнообразующе» служить Литургии и принимать для исповеди и духовных бесед своих духовных детей.

Несмотря на всю тяжесть тогдашней церковной жизни, не прекращалось и даже несколько оживилось литургическое (гимнографическое) творчество: составлялись новые акафисты и молитвы. Их авторами были, например, сам Святейший Патриарх Тихон, архиепископ, впоследствии митрополит, Трифон (князь Туркестанов; 1861-1943), священноисповедник епископ Ковровский Афанасий (Сахаров; 1887-1962).

В послереволюционный период особое распространение получила замечательная «Молитва преподобных отцов и старцев оптинских», которая останется с нами навсегда. Вот ее текст, воспринимаемый ныне нами как молитвенный завет великих оптинских столпов благочестия, как завещанная нам краткая школа молитвы и одновременно основное их духовное наставление:


Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что даст мне сей день.
Господи, дай мне вполне предаться воле Твоей.
Господи, на всякий час этого дня во всем наставь и поддержи меня.
Господи, открой мне волю Твою для меня и окружающих. Какие бы я не получал известия в течение дня, дай мне принять их с покойной душой и твердым убеждением, что на всё святая воля Твоя.
Господи, Великий Милосердный, во всех моих делах и словах руководи моими мыслями и чувствами, во всех непредвиденных обстоятельствах не дай мне забыть, что всё ниспослано Тобой.
Господи, дай мне разумно действовать с каждым из ближних моих, никого не огорчая и никого не смущая.
Господи, дай мне силу перенести утомление сего дня и все события в течение его. Руководи моею волею и научи молиться и любить всех нелицемерно. АминьСуществуют, по крайней мере, еще два варианта текста этой молитвы, более приспособленные оптинцами для мирян (где, например, вместо слов «с каждым из ближних моих» употреблено выражение «с каждым членом семьи моей»). Приводимый здесь монашеский вариант текста явно ориентируется по своей ритмике на молитву 7-ю святого Иоанна Златоуста из молитв на сон грядущим..


... Новая власть, исподволь отравляя сознание постепенно порабощаемого ею народа, лукавством и насилием заглушая саму его совесть, все более стремилась предстать в ореоле якобы легитимной - законной и всенародной - «власти Советов».

Но уже вскоре истинную оценку этой власти опять же дала сама Церковь в лице одного из ее Соборов, участники которого заявили: «Какая же логика может признать право народного представительства за теми, кто поставил себе целью совершенно уничтожить народную культуру, т.е. прежде всего то, чем народ жил почти тысячу лет - его религию, чем продолжает жить и теперь, перенося жестокое гонение на свою, родную веру... Завоеватели-большевики казнили сотнями тысяч русских людей, а теперь миллионами морят их голодом и холодом: где было слышно, чтобы интересы овечьего стада представляли собою его истребители - волки? Если бы спросить еще не растерзанных волками овец, что бы они желали для своего благополучия, то в ответ послышался бы один дружный вопль: уберите от нас волков»Послание Мировой Конференции от имени Русского Всезаграничного Собора 1922 г. Февраль // Священник Георгий Митрофанов. Православная Церковь в России и в эмиграции в 1920-е годы. СПб., 1995. С. 90-91. ...И это говорилось в то время, когда многие злодеяния большевизма еще были лишь делом будущего! В вышедших за последние годы многочисленных книгах, посвященных истории коммунистического ига в России, уже подведены предварительные итоги: по крайней мере, около 60-66 миллионов жизней было загублено в гражданских войнах, во время голода (особенно в период коллективизации в деревне, да и в период послевоенный); только в 1933 г. на Украине, Дону и Кубани во многом от искусственно вызванного голода умерло от 5 до 6 миллионов; всего же так называемых раскулаченных, т.е. самого цвета российского крестьянства, настоящих хозяев-земледельцев, тружеников погибло тогда по одним сведениям 15, по другим - 22,5 миллиона крестьян! Позднее же, в послевоенном 1947 г., по признанию Н. Хрущева, лишь в одной Орловской области большевистский колхозный строй привел к гибели от голода 2 миллиона человек. Наконец, что сказать о том, как во время Великой Отечественной войны, благодаря бесчеловечной и зачастую бездарной политике коммунистической власти, было загублено около 40 миллионов россиян?!.

Из десятилетиями хранившегося большевизмом, - воспользуемся здесь вновь словами святого Патриарха Тихона, - «ядовитого источника греха» приверженцы коммунистической идеи вновь и вновь пытались напоить, одурманить Россию, предлагая ей «великий соблазн чувственных земных благ», дабы «прельстился наш народ, забыв о едином на потребу» - жизни в согласии с Богом и друг с другомСм.: Послание Святейшего Патриарха Тихона «Всем верным чадам Православной Российской Церкви». 26.07(08.08).1918 // Акты Святейшего Патриарха Тихона... С. 146..

Мудрый Патриарх всегда достаточно ясно указывал и постоянный источник разрушения России; так, в одной из проповедей им было сказано: «... вся эта разруха и недостаток оттого, что без Бога строится ныне Русское Государство. Разве слышали мы из уст наших правителей святое имя Господне в наших многочисленных советах, парламентах, предпарламентах? Нет, они полагаются только на свои силы, желают сделать имя себе, а не так, как наши благочестивые предки, которые не себе, а имени Господню воздавали славу»Слово Святейшего Патриарха Тихона, сказанное в Храме Христа Спасителя 01(14).01.1918 // Там же. С. 76..


В 1920-х годах не менее опасными для Церкви, чем «нападения внешние», явились различные внутренние ее расколы.

Лишившись с кончиной Патриарха Тихона единого своего возглавителя, Церковь оказалась, особенно перед лицом непрекращавшихся большевистских репрессий, в весьма сложном положении.

Указанные ранее Патриархом (на случай его заключения или смерти) возможные преемники первосвятительской власти (Местоблюстители Патриаршего Престола) находились в середине 1920-х годов в заключении; это были будущие священномученики: всего несколько месяцев занимавший Патриарший Престол митрополит Крутицкий Петр (Полянский, род. в 1862 г., арестован в декабре 1925 г., расстрелян в 1937 г.), митрополит Казанский Кирилл (Смирнов; род. в 1863 г., расстрелян в 1937 г.), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский; 1854-1928). (Все они причислены к лику святых Русской Православной Церкви.)

Многие епископы пребывали тогда в разномыслии. Часть клира во главе с авантюристами и предателями Церкви - священниками А. Введенским и В. Красницким, при участии «заштатного» епископа Антонина (Грановского), ушла в так называемый обновленческий раскол, создав пресловутую революционную «Живую Церковь», устраивая по указке ЧК свои «разбойничьи Соборы» и пытаясь разрушить каноническую Православную Церковь изнутри.

С другой стороны, бежавшие во время гражданской войны из России монархически настроенные епископы еще в 1921 г., на съезде представителей заграничных приходов Русской Церкви (в г. Сремски Карловцы - резиденции Сербского Патриарха), фактически создали «свою» эмигрантскую Русскую Зарубежную Церковь. Ее поначалу возглавил митрополит Евлогий (Георгиевский; 1868-1946), назначенный Патриархом Тихоном в качестве правящего архиерея российских приходов зарубежья. Но в 1926-1927 гг. и здесь произошел раскол: параллельно стали существовать две церковные группы православных русских эмигрантов: Западно-Европейский Патриарший Экзархат (его приходы продолжали подчиняться Московской Патриархии) и собственно Зарубежная Церковь (иногда называемая «карловацкой» по месту создания).

«Карловчан» возглавил последовательный монархист, митрополит Антоний (Храповицкий; 1864-1936), а после его кончины - митрополит Анастасий (Грибановский; 1873-1965). Члены Зарубежной Церкви никогда не подчинялись указам Московской Патриархии, считая ее «плененной большевиками» и потому полностью несвободной в своих решениях.

Позднее, в 1931 г., и значительная часть приходов Патриаршего Экзархата вышла из юрисдикции Московской Патриархии, перейдя в юрисдикцию Вселенского Патриарха Константинопольского. В подчинении московской церковной власти, в лоне реально и единственно каноничной - сточки зрения «церковного права» - Русской Православной Церкви (таковой она всегда признавалась и признается другими Православными Церквами мира) в те годы осталось совсем немного заграничных приходов; их возглавил митрополит Литовский Елевферий (Богоявленский; 1870-1940).

Впоследствии, под влиянием патриотических чувств, связанных с победой русского народа над немецким фашизмом, часть «евлогианцев» во главе с самим митрополитом Евлогием вновь вернулась (осенью 1945 г.) к каноническому общению с Московским Патриархатом. Но многие члены зарубежных православных приходов, современные потомки былых «карловчан», к сожалению, и поныне остаются в разрыве с Российской Матерью-Церковью.


Особенно активная в 1920-х годах и, в общем, вполне естественная антибольшевистская позиция Зарубежной Церкви объективно весьма осложняла жизнь Московского Патриархата. Советская власть считала Патриарха Тихона лично ответственным за политические демарши эмигрантов, что лишь усиливало антицерковные коммунистические репрессии внутри России. Патриарх в своих обращениях к зарубежным епископам пытался успокоить бушевавшие среди них политические страсти (нередко даже противоречившие истинно церковному духу), но всегда безуспешно. Все это привело наиболее трезво и практически мыслившую часть российского епископата к осознанию наконец необходимости выработать хоть сколько-нибудь реалистичную позицию в отношениях Церкви с государством.

И вот, продолжая начатые еще Патриархом Тихоном попытки добиться от властей хотя бы относительно приемлемого для Церкви ее гражданского статуса в новых социально-политических условиях, тогдашний фактический глава Московской Патриархии - Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский; 1867-1944) пошел на тяжелейший для него в нравственном отношении шаг. Ради самой возможности существования (порой почти в нечеловеческих условиях!) церковной жизни в плену у атеистического государства, что возникло тогда на территории бывшей России, митрополит Нижегородский Сергий - по требованию властей - согласился на публикацию так называемой «Декларации» от 16 (29) июля 1927 г. о лояльности Церкви. Это стало, по сути, актом личного нравственного мученичества святителя, вынужденного пойти на явный и весьма прискорбный компромисс с богоборческой властью.

Важно, однако, подчеркнуть, что компромисс этот отнюдь не был обусловлен какой-либо личной слабостью владыки Сергия или же капитулянтскими тенденциями его окружения; все было гораздо сложнее и гораздо страшнее: главное, что стало тогда ясным для него (и ранее начало проясняться уже для Патриарха Тихона) - это то, что сам российский народ в основной массе своей оказался не на должной нравственно-христианской высоте, сравнительно легко поддавшись дьявольским искушениям «народолюбцев-большевиков», и потому стать защитником родной Церкви он в целом оказался уже не способен.

Не имея же за собой необходимой поддержки сколько-нибудь единой народной воли в противоборстве с врагами веры и отечества (как это проявилось, например, в эпоху Смутного времени), ни часть иерархов, ни митрополит Сергий не усматривали никакого духовно оправданного смысла в своем противостоянии «народной» власти; ведь ее «законность» признала, будучи вполне достойна подобной власти, бо́льшая часть российского народа, впавшего тогда в грех богоотступничества и цареубийства. Пытаясь же легализовать существование Церкви в условиях атеистического государства, владыка Сергий тем самым стремился хоть как-то сохранить церковный доступ ко Христу и к Его животворящим Таинствам для все еще верной Ему части российской паствы, для тайной Святой Руси - в надежде на то, что когда-нибудь в будущем Господь все же примет покаяние временно предавшей Его остальной России...

«Декларация» вызвала немало новых внутренних расколов и, конечно же, в дальнейшем нисколько не послужила спасению от гибели ни отдельных епископов, ни священства, ни мирян, отправляемых целыми вагонами в большевистские лагеря смерти. Но документ этот все же создал хотя бы некое подобие официального признания (регистрации) Православной Церкви со стороны государства - признания ее как законно существующего религиозного сообщества.

И по сию пору в церковных (и особенно - в «околоцерковных») кругах нет полного единомыслия в оценке той политики церковной лояльности, что проводилась владыкой Сергием по отношению к безбожной большевистской власти: одни полностью и безоговорочно его оправдывают, другие столь же радикально и бесповоротно осуждают. Однако здесь, по-видимому, самой разумной и подлинно церковной будет в некотором смысле «усередненная» оценка деятельности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя - с трезвым пониманием всей немыслимости политической ситуации, в которую попала тогда Церковь, - когда сколько-нибудь твердо противостать безбожному большевизму русский народ в массе своей уже никак не мог: духовное падение значительной его части было слишком велико!


К сожалению, «Декларация», действительно, не могла не привести к очередному разделению не только внутри епископата, но и среди рядового священства (причем порой вместе с их паствой): некоторые православные отказались принять курс митрополита Сергия на вынужденное временное примирение Церкви с большевистской властью - даже предполагая заранее, что это обернется для них личным мученичеством. Но, справедливости ради, следует сказать, что многие из поддержавших тогда владыку Сергия впоследствии точно так же - с не меньшим смирением и внутренней готовностью - пошли на мученичество ради Христа. И тех и других соединила в конце концов общая для всех них любовь ко Господу и к Его Святой Церкви. Это, в частности, особо подчеркивается издателями уже упоминавшегося ранее сборника документов, связанных с историей Церкви в период 1917-1943 гг. («Акты Святейшего Патриарха Тихона...»), в котором самым ясным образом утверждается равночестность духовного подвига как противников компромиссной линии митрополита Сергия, так и ее защитников.

Среди первых «было множество замечательных мучеников и исповедников, епископов, монахов, священников, таких, как митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), митрополит Крутицкий Петр (Полянский), митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) с братией Данилова монастыря, архиепископ Воронежский Петр (Зверев), архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик), епископ Серпуховской Арсений (Жадановский), епископ Дмитровский Серафим (Звездинский), епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), старец Оптиной пустыни иеросхимонах Нектарий, Зосимовский старец иеросхимонах Апексий-Затворник, тянувший жребий на Патриаршество Св. Патриарху Тихону, священники Сергий Мечев, Владимир Амбарцумов, Михаил Шик, Сергий Никитин (будущий епископ Стефан) и многие-многие другие. Большинство из них погибли в ссылках, лагерях или были расстреляны.

В том же духе стояния за Истину до смерти подвизались многие мученики и исповедники, не отделившиеся (курсив мой. - Ю.М.) от митрополита Сергия. Митрополит Серафим (Чичагов), митрополит Анатолий (Грисюк), знаменитый архиепископ Иларион (Троицкий), архиепископ Ювеналий (Масловский), исповедник архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) и множество монахов, священников, отдавших свои жизни за Христову Церковь.

Несомненно, что тех и других соединил их мученический подвиг. …

… Исторический опыт однозначно свидетельствует, что со временем Церковь умеет воздать должное мученичеству и исповедничеству своих подвижников веры, покрыть любовию многие неизбежные споры и разделения, а иногда и ошибки»Слово Святейшего Патриарха Тихона, сказанное в Храме Христа Спасителя 01(14).01.1918 // Там же. С. 809-810..

… Взяв на себя управление Церковью, митрополит Сергий, при поддержке значительной части иерархов, положил немало сил на укрепление внутреннего строя церковной жизни. Вспоминая в 1942 г. о той тяжелой поре своей деятельности, он писал: «В нашей Церкви воцарился невообразимый хаос... Мы могли рассчитывать только на нравственную силу канонической правды, которая и в былые времена не раз сохраняла Церковь от конечного распада. И в своем уповании мы не посрамились. Наша Православная Церковь не была увлечена и сокрушена вихрем всего происходящего. Она сохранила ясным свое каноническое сознание, а вместе с этим и каноническое законное возглавление, т.е. благодатную преемственность Вселенской Церкви и свое законное место в хоре автокефальных Церквей»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 90..

Но волны государственных репрессий не прекращались и после издания «Декларации». Особенно страшные из них пришлись на 1929-1931 и 1937 гг., когда бесчеловечной машиной коммунистического государства были уничтожены десятки тысяч «служителей культа» (в одном только 1937 г. было расстреляно порядка 20 тысяч священнослужителей), сотни тысяч православных мирян, а миллионы тех, которым «повезло», томились и гибли в лагерях.

Арестам и массовым расстрелам верующих сопутствовали и повсеместные закрытия монастырей и приходских храмов: к 1939 г. в стране из существовавших, по данным Синода, в 1908 г. 51 413 церквей оставались действующими лишь около сотни храмов. В Киевской епархии, где в 1917 г. имелось 1710 церквей и 23 монастыря, к 1939 г. сохранились только два прихода с тремя священниками и одним диакономЦит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 107..

Тысячи храмов попросту уничтожались; в конце 1920 - начале 1930-х годов множество ценнейших памятников древнерусского зодчества оказались разрушенными и в Москве, где апофеозом этого варварства стала гибель Храма Христа Спасителя, взорванного в декабре 1931 г. Святыни Руси - монастыри - осквернялись, и в них, как правило, размещались тюрьмы и концентрационные лагеря. Одним из самых страшных лагерей стала территория упраздненной тогда Соловецкой обители, где погибли десятки епископов и многие тысячи простых россиян.


Естественно, что в таких нечеловеческих, по сути, условиях жизни Церкви в «новой России» любая религиозно-просветительская, научная и культурная деятельность верующих была полностью запрещена. Ученые-богословы расстреливались, книги религиозного содержания беспощадно уничтожались. Все духовно-образовательные учреждения оказались закрыты.

В этот период церковные науки - богословие, история, религиозная философия - могли существовать и развиваться только в российской эмигрантской среде. В Зарубежной Церкви ученых-богословов было немного: интеллектуальными силами она была довольно бедна и более отличалась уставным благочестием да стойкой приверженностью монархической идее.

По-настоящему серьезным богословом, интересующимся современной религиозной мыслью, являлся только митрополит Антоний (Храповицкий), разрабатывавший в основном вопросы христианской антропологии, психологии и екклизиологии (учения о сущности Церкви). Кроме него достаточно важные богословские темы рассматривал в своих трудах архиепископ Серафим (Соболев; 1881-1950), известный критическими разборами и опровержением как уже упоминавшегося выше софиологического учения протоиерея Сергия Булгакова, так и некоторых сомнительных высказываний митрополита Антония относительно церковного догмата ИскупленияСм.: Архиепископ Серафим (Соболев). Искажение православной истины в русской богословской мысли. М., 1997. (Репринт издания: София, 1943.).

Значительным центром отечественной православной мысли стал созданный в 1925 г. в Париже по благословению митрополита Евлогия (вскоре порвавшего с «карловацким» Синодом) Свято-Сергиевский Богословский институт, где собрались тогда незаурядные преподавательские и научно-творческие силы (в результате большевистского переворота оказавшиеся за границей).

Профессорами Сергиевского института долгие годы были такие известные церковные деятели, как только что упомянутый философ С.Н. Булгаков, протоиерей Н.Н. Афанасьев (1893-1960), талантливый культуролог и литературовед В.В. Вейдле (1895-1979), Б.П. Вышеславцев (1877-1954), протоиерей, автор «Истории русской философии» В.В. Зеньковский (1881-1962), выдающийся историк Русской Церкви А.В. Карташев (1875-1960), историк и религиозный публицист Г.П. Федотов (1886-1951), архимандрит-богослов Киприан (Керн; 1899-1960)Наиболее известные богословские труды о. Киприана (Керна): Евхаристия. Париж, 1947; Антропология св. Григория Паламы. М., 1996. (Репринт издания: Париж, 1950.); Православное пастырское служение. Париж, 1957; Литургика. Гимнография и эортология. М., 1997. (Издание осуществлено по напечатанному в Париже в 1964 г. курсу лекций 1945 г.), знаток святоотеческой литературы профессор-протоиерей Г.В. Флоровский (1893-1979), особенно известный своей блестящей книгой «Пути русского богословия» (1937)См. также переиздания его статей в сборниках: Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. М., 1998; Он же. Догмат и история. М., 1998. О его жизни и творчестве см.: Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. М., 1995..

Но и помимо Сергиевского института на ниве духовного просвещения россиян за рубежом - в годы вынужденной эмиграции миллионов из них - подвизалось немало первостепенных представителей нашей отечественной религиозно-общественной мысли. Так, в Париже около 40 лет преподавал мастерство иконописания, параллельно трудясь над систематическим изложением догматического учения о православном иконном образе, Л.А. Успенский (1902-1987), хорошо известный ныне своей классической книгой на эту тему, первое полное издание которой вышло в Париже на французском языке в 1980 г.См. русское издание: Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. М., 1993.


Значительное внимание религиозной проблематике - в русле излюбленной им «философии свободы» - уделял такой известный философ-эссеист, как Н.А. Бердяев (1874-1948), всегда независимый и неизменно стремившийся к оригинальности (порой даже слишком!), но, к сожалению, малоцерковный мыслитель. Из наиболее известных его книг можно указать такие, как «Духовный кризис интеллигенции» (1910), «Новое средневековье» (1923), «О рабстве и свободе человека» (1939), «Русская идея» (1946), «Самопознание» (1949).

Многие работы Н. Бердяева посвящены выяснению духовных истоков и смыслу большевистской революции, идеологию которой он точно определял как такую идеологию, в основе которой «лежит атеизм и неверие в бессмертие. Неверие в бессмертие порождает ложную чувствительность и сострадательность. Бесконечные декламации о страданиях народа, о зле государства и культуры, основанных на этих страданиях, вытекали из этого богоборческого источника. Само желание облегчить страдание народа было праведно, и в нем мог обнаружиться дух христианской любви. Это и ввело многих в заблуждение. Не заметили смешения и подмены, положенных в основу русской революционной морали, антихристовых соблазнов этой революционной морали русской интеллигенции... всё перемешалось в их головах, и, отвергнув Бога, они сделали Бога из социализма и анархизма, они захотели переделать все человечество по новому штату и увидали в этом не относительную, а абсолютную задачу»Бердяев Н.А. Духи русской революции // Литературная учеба. Кн. 2. М., 1990. С. 128.; они «давно уже провозгласили, что все дозволено, что нет Бога и бессмертия. Осталось блаженство на земле, как цель. На этой почве и вырос русский нигилизм, который казался многим наивным и благожелательным людям очень невинным и милым явлением. Многие даже видели в нем нравственную правду, но искаженную умственным заблуждением»Бердяев Н.А. Духи русской революции // Литературная учеба. Кн. 2. М., 1990. С. 128.. Но «великий вопрос об индивидуальной судьбе каждого человека совершенно иначе решается в свете сознания религиозного, чем в тьме сознания революционного, претендующего быть лже-религией»Бердяев Н.А. Духи русской революции // Литературная учеба. Кн. 2. М., 1990. С. 129., ибо «духовные основы социалистического муравейника ... социалистический коллективизм есть лже-соборность, лже-церковь, которая несет с собой смерть человеческой личности, образу и подобию Божьему в человеке, конец свободе человеческого духа»Бердяев Н.А. Духи русской революции // Литературная учеба. Кн. 2. М., 1990. С. 130..


Преодолению «кумира революции» в душах ранее «прогрессистски» настроенной российской интеллигенции - после реальной встречи последней с революционной катастрофой, постигшей Россию, - немало внимания уделил и другой известный философ, уже упоминавшийся выше С.Л. Франк, во всех своих трудах неустанно призывавший к творческому одухотворению человеческой жизни и христианскому братству во имя подлинной свободы, - свободы в Духе Святом. В 1923 г. всего лишь через несколько лет после большевистского переворота, когда многими были совершенно утрачены истинные духовные ориентиры бытия, он обращался к своим читателям: «Необычность жизни, ее расшатанность и зыбкость, новизна жизненных условий требуют от нас сочетания величайшей, непоколебимо-стойкой преданности вечным началам, подвергаемым поруганию и сомнению, с духовной широтой и свободой, с чутким, непредвзятым отношением к реальному складу жизни и ее нуждам. Это сочетание твердой верности правде с полной духовной свободой, готовности мученичества во имя правды - с терпимостью к людям, со склонностью, не боясь загрязниться, вступать с ними в живое общение среди всего царящего зла, - это сочетание и дается лишь религиозному духу, постигшему живую вечную правду и осененному ее благодатным духом...»Франк С.Л. Крушение кумиров // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С. 179.

Но дух этот живет лишь в Церкви и Церковью и потому лишь в ней возможно полное братское единение человечества - об этом и пишет далее С. Франк: «... через происшедшее преодоление внутренней замкнутости нашей души, через ее раскрытие и приобщение к всеединой живой основе бытия мы сразу же внутренне приобщаемся и к сверхвременно́му всеединству людей, живущих, как и мы, в Боге и с Богом, - к сверхиндивидуальной душе Церкви как единству святости и религиозной жизни, как вечной хранительнице священных истин и преданий. Из самого восприятия вечного бытия и живой близости Божеству непосредственно вытекает и восприятие Церкви как живой вселенской души человечества, как соборной личности, через связь с которой мы соучаствуем во вселенском, космическом таинстве Богообщения. В ней мы имеем истинное материнское лоно всей нашей духовной жизни. А в полноте нашей конкретной земной жизни мы приобщаемся к сверхиндивидуальной душе родины, не только ощущаем, но и осмысленно понимаем ее как живое существо, как родную мать, и знаем связь нашей жизни с ее жизнью, взаимозависимость нашего и ее спасения. Мы понимаем, что она, как и весь мир, как и мысами, погибает от слепоты, от вихрей злобы и ненависти, закрутившихся в мире, что от этой гибели нет исхода ни в каком политическом фанатизме, а есть исход лишь в духовном возрождении, в нарастании внутренне осмысленного, проникнутого любовью отношения к жизни ... вместе с верой в живого Бога, которая дает нам веру в себя самих и в людей, мы обретаем также прочную веру в родину»Франк С.Л. Крушение кумиров // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С. 179-180..

Будучи сам свидетелем «страшных лет» взбунтовавшейся против Бога России, С. Франк, тем не менее, не утратил веры в Божественный Промысл, осуществляемый в истории, и в христианскую волю к добру. Поэтому он и завершил цитируемую здесь книгу словами, исполненными чувства вполне оправданной для христианина надежды: «Великая мировая смута нашего времени совершается все же недаром, есть не мучительное топтание человечества на одном месте, не бессмысленное нагромождение бесцельных зверств, мерзостей и страданий. Это есть тяжкий путь чистилища, проходимый современным человечеством; и может быть, не будет самомнением вера, что мы, русские, побывавшие уже в последних глубинах ада, вкусившие, как никто, все горькие плоды поклонения мерзости Вавилонской, первыми пройдем через это чистилище и поможем и другим найти путь к духовному воскресению»Франк С.Л. Крушение кумиров // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С. 180..


Однако, пожалуй, наиболее выдающийся вклад в историософское православное осмысление религиозных и национальных задач России - особенно на путях ее выхода из духовной и политической катастрофы XX в. - внес известный философ, правовед и общественный деятель И.А. Ильин (1882-1954).

Во время революции его, тогда уже весьма авторитетного преподавателя Московского университета, доктора государствоведческих наук, большевики арестовывали шесть (!) раз, и, можно сказать, он избежал расстрела только чудом. В 1922 г. И. Ильина, вместе со многими выдающимися представителями российской науки и культуры, выслали за границу, после чего он 11 лет преподавал в Русском научном институте в Берлине. С приходом к власти нацистов ему пришлось покинуть и Германию, откуда он с помощью друзей перебрался в Швейцарию, где и провел все оставшиеся годы жизни.

Из трудов И. Ильина часть посвящена вопросам собственно философским, часть - вопросам культурологическим, например: «Основы христианской культуры» (1937), «О тьме и просветлении» (1939; издано посмертно), но все же преимущественно его привлекали проблемы духовного развития общества, особенно в связи с задачами государственного строительства будущей новой России как православной державы.

Одна из наиболее известных книг философа - «О сопротивлении злу силою» (1925). В свое время она вызвала яростные нападки со стороны ряда представителей эмигрантской интеллигенции, продолжавших и после революционной катастрофы прекраснодушествовать в духе псевдохристианского учения Л. Толстого «о непротивлении злу насилием».

Касаясь в этой работе капитулянтской - перед лицом мирового зла - сущности толстовства, И. Ильин писал: «Придавая себе соблазнительную видимость единственно верного истолкования Христова откровения, это учение долгое время внушало и незаметно внушило слишком многим, что любовь есть гуманная жалостливость; что любовь исключает меч; что всякое сопротивление злодею силою есть озлобленное и преступное насилие; что любит не тот, кто борется, а тот, кто бежит от борьбы; что жизненное ... дезертирство есть проявление святости; что можно и должно предавать дело Божие ради собственной моральной праведности»Смирнов И. Духовный подвиг Ивана Ильина // Журнал Московской Патриархии. 1993. № 3. С. 24..

На самом же деле за всем этим стоит всего лишь моральная (в лучшем случае) трусость, в силу которой «большинство людей оказывается растерянным перед лицом злодеяния и растерянность эта бывает тем большею, чем дерзновеннее и самоувереннее злодей. И какие только благовидные мотивы не приходят здесь на помощь тому, кто тянется к «безопасной» пассивности: и «отвращение к насилию»; и «жалость» к злодею; и ложное смирение («я и сам грешный человек»); и ссылка на свою «неуполномоченность»; и обязанность сохранить себя «для семьи»; и нежелание «стать доносчиком»; и мудрое правило «в сомнении воздержись» и многое другое. И все это служит одной цели: оправдать и приукрасить свое религиозное и нравственное дезертирство»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 96..

В противовес ложноинтеллигентскому толстовству И. Ильин трезво, в духе вполне евангельского реализма следующим образом разъяснял известные слова апостола «не противься злому»Мф. 5, 39.: слова эти неизменно понимались Церковью и всем православным народом «в смысле кроткого перенесения личных обид, а также щедрой отдачи личного имущества и личных услуг. Истолковывать этот призыв к кротости и щедрости в личных делах как призыв к безвольному созерцанию насилий и несправедливостей или к подчинению злодеям в вопросах добра и духа было бы противосмысленно и противоестественно. Разве предать слабого злодею значит проявить кротость? Или человек волен подставлять нападающему и чужую щеку? Разве щедрость не распространяется только на свое, личное? Или растративший общественное достояние и отдавший своего брата в рабство тоже проявил «щедрость»? Или предоставлять злодеям свободу надругиваться над храмами, насаждать безбожие и губить родину - значит быть кротким и щедрым? И Христос призывал к такой кротости и к такой щедрости, которые равносильны лицемерной праведности и соучастию со злодеями? Учение апостолов и Отцов Церкви выдвинуло, конечно, совершенно иное понимание. «Божии слуги» нуждаются в мече и «не напрасно носят его» (ср.: Рим. 13, 4); они - гроза злодеям. И именно в духе этого понимания учил св. Феодосий Печерский, говоря: «... живите мирно не только с друзьями, но и с врагами; однако только со своими врагами, а не с врагами Божьими»»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 81..

Считая в целом сентиментально-моралистические непротивленческие идеи Л. Толстого проявлением фальшивого в самом корне своем, недалекого и безответственного псевдогуманизма, И. Ильин как раз и ставил первостепенной задачей издаваемой книги «перевернуть раз и навсегда эту «толстовскую» страницу русской нигилистической морали и восстановить древнее русское православное учение о мече во всей его силе и славе...»Цит. по: Смирнов И. Указ. соч. С. 24., ибо «меч», сопротивление злодеям силою, отнюдь не противоречит евангельской нравственности, и подобное вынужденное сопротивление всегда останется для православного христианина (пусть и творящего его не без совестливой душевной скорби), тем не менее, в основе своей «делом благим, праведным и должным»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 114..

Разумеется, сам философ при этом не отрицал того, что меч, карающий злодея, всегда есть «жизненно- и духовно- необходимое, но нравственно не идеальное средство» и «приходится вести им борьбу, отнюдь не закрывая себе глаза на его нравственное несовершенство»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 110.. Более того, он так прямо и утверждал: «Да, путь силы и меча не есть праведный путь. Но разве есть другой, праведный? Не тот ли путь сентиментального непротивления... путь предательства слабых, соучастия со злодеем... и, в довершение, наивнолицемерного самодовольства? Конечно, этот путь имеет более «спокойную», более «приличную», менее кровавую внешнюю видимость, но только легкомыслие и злая тупость могут не чувствовать, какою ценою оплачены это «спокойствие» и это «приличие»...»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 121. Действительно же нравственно-ответственный гражданин и чувствует, и мыслит иначе, предпочитая безвольному, трусливому, предательскому и лицемерному компромиссу компромисс волевой, мужественный, самоотверженный и честный, понимая при этом, что «меч, как символ человеческого разъединения на жизнь и смерть, не есть, конечно, «нравственно лучшее» в отношении человека к человеку. Но это «нравственно нелучшее» - духовно необходимо в жизни людей»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 124.; притом особенно важно сознавать, что «не всякий способен взяться за меч, и бороться им, и остаться в этой борьбе на духовной высоте. Для этого нужны не худшие люди, а лучшие, люди, сочетающие в себе благородство и силу; ибо слабые не вынесут этого бремени, а злые изменят самому призванию меча»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 124.. И тот, «кто сопротивляется злодеям силою и мечом, - тот должен быть чище и выше своей борьбы...»Ильин Ив.А. О сопротивлении злу силою // Ильин Ив.А. Путь к очевидности. С. 130..

В ответ на нападки ряда толстовствовавших оппонентов (таких, по сути, религиозных декадентов, как Н.А. Бердяев, З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский), И. Ильин с искренним возмущением восклицал: «Подумайте только, русская интеллигенция девятнадцатого века гуманнее апостола Павла и преподобного Сергия, милосерднее апостола Петра и любвеобильнее Патриарха Гермогена... И традиция наших великих святых, ныне мною выдвинутая, оказывается традициею «злого добра»»Цит. по: Смирнов И. Указ. соч. С. 26. Что уж тут говорить об этих закореневших в своем эгоцентризме критиках И. Ильина (Бердяев, например, характеризовал его идеи как ««Чека» во имя Божье»), если «пророк» их безответственного «гуманизма» Л. Толстой делал из своего духовно патологического «непротивленчества» выводы о том, что вообще «любовь к отечеству» есть нечто «отвратительное и жалкое» («В чем моя вера»), а патриотизм называл «диким суеверием» («Царство Божие»)..

В 1940-е - начале 1950-х годов философом было написано множество статей, посвященных анализу духовной и общественно-политической ситуации в России под большевиками, а также изложению путей выхода русского народа из его бедственного положения. Предсказывая будущее возрождение подлинно Российского государства, И. Ильин при этом особенно подчеркивал (в статье, написанной во время второй мировой войны), что «творческая государственность требует... мудрости сердечной и вдохновенного созерцания, или, по слову митрополита Филарета, сказанному во время коронования Императора Александра II, - она требует «наипаче таинственного осенения от Господня Духа владычного, Духа премудрости и ведения, Духа совести и крепости».

Этим духом и держалась Россия на протяжении всей своей истории, и отпадения ее от этого духа всегда вели ее к неисчислимым бедам. Поэтому верить в Россию - значит принимать эти глубокие и великие традиции, - ее воли к качеству, ее своеобразия и служения, укореняться в них и уверенно строить на них ее возрождение»Ильин И.А. Почему мы верим в Россию? // Ильин И.А. Наши задачи. С. 92..

Напоминая далее о былых исторических деяниях и достижениях россиян, философ продолжает: «... народе такими дарами и с такой судьбой, выстрадавший и создавший такое, не может быть покинут Богом в трагический час своей истории. Он в действительности и не покинут Богом, уже в силу одного того, что душа его искони укоренялась и укоренилась в молитвенном созерцании, в искании горнего, в служении высшему смыслу жизни. И если временно омрачилось око его, и если единожды поколебалась его сила, отличающая верное от соблазна, - то страдания очистят его взор и укрепят в нем его духовную мощь...

Мы верим в Россию потому, что созерцаем ее в Боге и видим ее такою, какой она была на самом деле. Не имея этой опоры, она не подняла бы своей суровой судьбы. Не имея этого живого источника, она не создала бы своей культуры. Не имея этого дара, она не получила бы и этого призвания. Знаем и разумеем, что для личной жизни человека - 25 лет (эти строки написаны в 1942 г. - Ю.М.) есть срок долгий и тягостный. Но в жизни целого народа с тысячелетним прошлым этот срок «выпадения» или «провала» не имеет решающего значения: история свидетельствует о том, что на такие испытания и потрясения народы отвечают возвращением к своей духовной субстанции, восстановлением своего духовного акта, новым расцветом своих сил. Так будет и с русским народом. Пережитые испытания пробудят и укрепят его инстинкт самосохранения. Гонения на веру очистят его духовное око и его религиозность. Изжившиеся запасы зависти, злобы и раздорливости отойдут в прошлое. И восстанет новая Россия.

Мы верим в это не потому, что желаем этого, но потому, что знаем русскую душу, видим путь, пройденный нашим народом, и, говоря о России, мысленно обращаемся к Божьему замыслу, положенному в основание русской истории, русского национального бытия»Ильин И.А. Почему мы верим в Россию? // Ильин И.А. Наши задачи. С. 93..

Заметим здесь, что именно под этим «Божьим замыслом» о Русской земле и понимал И. Ильин саму конкретную «идею Святой Руси» как «великой основы России», чему в его трудах посвящено немало вдохновенных и одновременно достаточно трезвых страниц. Так, в статье, посвященной творчеству известного писателя И. Шмелева, он ясно пишет об этом: «Только немногие, совсем немногие люди на земле могут стать праведными, до глубины переродиться, целостно преобразиться. Остальные могут лишь отдаленно приближаться к этому. И когда мы говорим о «Святой Руси», то не для того, чтобы закрыть себе глаза на эти пределы человеческого естества и наивно и горделиво идеализировать свой народ; но для того, чтобы утвердить, что рядом с несвятою Русью (и даже в той же самой душе!) всегда стояла и Святая Русь, молитвенно домогавшаяся ко Господу и достигавшая Его лицезрения, - то в совершении совершенных дел, то в слезном покаянии, то в «томлении духовной жаждою» (Пушкин), то в молитвенном богомолье. И Россия жила, росла и цвела потому, что Святая Русь учила и вела несвятую Русь - воспитывая в ней те качества и доблести, которые были необходимы для создания великой имперской России»Ильин И.А. «Святая Русь». «Богомолье» Шмелева // Ильин И.А. Одинокий художник. Статьи, речи, лекции. М., 1993. С. 129..

Можно с уверенностью сказать, что книги И.А. Ильина (нередко содержащие конкретные политические «рецепты» оздоровления основных сфер внутренней жизни России) еще послужат незаменимым руководством в деле возможного будущего восстановления подлинно народной, религиозно осмысленной российской государственностиИз важнейших трудов Ив. Ильина, изданных ныне и у него на родине, можно назвать также: «Аксиомы религиозного опыта» (Т. 1-2. М.: Рарогъ, 1993); «Путь к очевидности» (М., 1993) (в этот сборник вошли следующие работы: «О сопротивлении злу силою» (1925), «Путь духовного обновления» (1937), «Путь к очевидности» (1954); здесь же имеется библиографический указатель основных работ И. Ильина)..


Ко вполне традиционной школе православного богословия, но притом пользующейся достаточно острой, по-настоящему современной и живой формой выражения церковной истины, следует отнести еще одного вынужденного эмигранта - В.Н. Лосского (1903-1958), сына известного русского философа Н.О. Лосского (1870-1965).

Богословское наследие Владимира Лосского без преувеличения можно рассматривать как одно из высших достижений православной русской мысли XX в.Из вышедших в России сочинений В.Н. Лосского (в переводе с французского, на котором в основном и написаны его работы) укажем главные: Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991; Оптинские старцы // Даниловский благовестник. № 2-3. Ч. 1. М., 1992. С. 34-52 (с предисловием Ю.Г. Малкова и Г.М. Зеленской - не указаны); По образу и подобию. М., 1995; Боговидение. М., 1995; Семь дней по дорогам Франции / Пер. Рещиковой В.А.; ред. и предисл. Ю.Г. Малкова // Мера. Сб. 4/95. СПб., 1996. С. 33-62; Богословие и Боговидение. М.: Изд-во Свято-Владимирского Братства, 2000. Из российских изданий о его жизни и трудах см.: Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991. С. 460-467; Ведерников А.В. Владимир Лосский и его богословие // Богословские труды. Сб. 8. М., 1972 (позже перепечатано в качестве предисловия к книге Н.О. Лосского «По образу и подобию» (М., 1995)); Рещикова В.А. и Маков Г. [Малков Ю.Г.] Владимир Николаевич Лосский // Журнал Московской Патриархии. 1976. № 6. С. 71-77; Диакон Александр Мумриков. О богословии Владимира Лосского // Богословские труды. Сб. 26. М., 1985. С. 159-163; Проф.-прот. Иоанн Мейендорф. Предисловие // Лосский Вл. Боговедение. М., 1995. С. 3-4; Малков Ю. «...Больше всего он любил Бога» (о В.Н. Лосском) // Альфа и Омега... №4(11). М., 1996. С. 84-90; Оливье Клеман. Летопись жизни Владимира Николаевича Лосского // Мера. Сб. 4/95. СПб., 1996. С. 67-70.

Помимо блестящей систематизации святоотеческого учения, в результате которой появились его учебные курсы по догматическому и сравнительному богословию, с именем В. Лосского связана и творческая разработка таких важнейших проблем православной догматики, как учение о Пресвятой Троице (с критикой римско-католического «филиоквизма»То есть западного представления об исхожденни Святого Духа: не от одного только Бога Отца, как учит Вселенская Православная Церковь, но и от Бога Сына., проблема Искупления и обо́жения, вопрос о Божественной Сущности и «нетварных энергиях» Божиих, богословское понятие человеческой личности, понятие соборности и кафолического (вселенского) сознания, вопросы мариологии (учения о почитании Матери Божией), смысл церковного Предания и многое-многое другое.

Будучи выслан из России вместе с отцом, прожив бо́льшую часть жизни и скончавшись во Франции, В. Лосский, тем не менее, смог с необычайной полнотой отразить в своем богословском творчестве основные темы христианского любомудрия, характерные именно для России начиная еще со времен И. Киреевского и А. Хомякова. Бог и «тварь», богоподобие человека и его судьба, православный смысл понятия человеческой личности, укорененный прежде всего в обостренном восприятии и особом почитании на Руси личностного единства Пресвятой Троицы, наконец, спасающее сотрудничество-синерги́я тварного мира со своим Творцом (в единении благой человеческой воли с нетварной Божественной благодатью, обоживающей человека) - таковы основные темы богословской мысли В. Лосского.

Можно утверждать, что среди православных русских богословов XX в., не чуждых общеевропейской философской проблематике, он - при всей его творческой свободе - пожалуй, самый ортодоксальный и самый традиционный; околоправославный декаданс религиозно-философской мысли «серебряного века» был ему глубоко чужд: его интересовал, пользуясь выражением Паскаля, Живой Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не Бог философов. Исходя из этого, он всегда ясно понимал, что богословские частные мнения С. Булгакова и П. Флоренского, как и блестящие скрупулезные штудии А. Лосева, безусловно любопытны и даже замечательны в своем, философском, роде, но к собственно православному богомыслию, конечно же, имеют отношение весьма и весьма косвенное. Поэтому и каждый труд В. Лосского всегда был проникнут необходимой заботой о чистоте православного учения - независимо от того, посвящался ли он критике какого-либо религиозно-философского заблуждения (как это было в случае с Булгаковым), или же нет.

Сам он неизменно руководствовался теми принципами богословствования, что были заявлены им во введении к его курсу истории догмата: «Путь христианской мысли - это не только Истина, возвышающая нас над всяческими конфликтами человеческих мнений, но также Жизнь, а кто говорит «Жизнь», тот говорит «борьба»: христианская истина - не нейтральная зона, она - завоевание... Недостаточно излагать абстрактную доктрину, недостаточно знать; здесь надо принимать участие, надо вживаться в то, чему научаешься, надо неустанно обновлять это знание, потому что жизнь - требовательна»Clément О. Vladimir Lossky, un théologien de la personne et du Saint-Esprit // Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата (Memorial V1. Lossky). № 30-31. Paris, 1959. С. 138.. В соответствии с этим он считал, что богословие должно быть не образом мысли, а мыслью распятого и спасенного Откровением человеческого ума. Поэтому и сам В. Лосский в своих богословских трудах стремился к «полноте богопросвещенного разума», по сути, придерживаясь всегда трех основных принципов: живой связи с Богом, осуществляемой в Церкви и Церковью, христианского смиренного «рассуждения» и творческого раскрытия Богооткровенных истин на основе соборного догматического опыта.

При всех зарубежных церковных расколах он оставался неизменно верен Московской Патриархии, причем отнюдь не в силу внешне понимаемого «церковного патриотизма», а вследствие ясного сознания единственно для себя возможного - с канонической, последовательно православной точки зрения - пребывания в Церкви как таковой.

За два года до кончины он имел счастье посетить Москву, Владимир, Киев и Петербург. Его потряс тогда русский церковный народ на молитве («от чего я отвык», - говорил он) и, несмотря на многочасовые службы, «легкость» и ощутимость этой молитвы, как бы «природная одаренность Богом».

И все же жизнь В. Лосского была посвящена Церкви в целом - не русской, французской или какой-либо иной, но Церкви как вселенскому Телу Христову. Он молился по-русски, сочинял по-французски; при нем всегда было греческое Евангелие... И когда, вскоре после его кончины, говорили - в присутствии его дочерей - о любви их отца к Церкви, к Православию, к России и Франции, одна из них сказала: «Я думаю, что больше всего он любил Бога»...


В 1920-1930-х годах, как и позднее, не пресекалась в Русской Церкви и традиция монашеской подвижнической жизни. За границей - будь то в «Новом Валааме» в Финляндии или же на далеком Афоне - русские иноки продолжали жить своей привычной мирной жизнью.

Например, в это время в афонском Пантелеймоновом монастыре подвизался великий святой XX в. - преподобный Силуан (Антонов; 1866-1938), оставивший нам свои замечательные, поистине святоотеческие записки, впоследствии изданные его учеником, архимандритом Софронием (Сахаровым)См. одно из последних изданий его поистине святоотеческих размышлений (с жизнеописанием святого старца): Преподобный Силуан Афонский. М., 1998.; многие монашествующие даже называют их «Новым Добротолюбием».

В частности, записки старца Силуана донесли до нас ряд духовных откровений о путях достижения иноками подлинно христианского отношения к Богу, к людям и к миру в целом.

Из года в год - более 15 лет после монашеского пострига - Силуан обучался «умной» Иисусовой молитве, «умному трезвению» ради полного предания себя Божией воле... И вот однажды ночью, «когда, несмотря на все старания, чисто молиться не давалось, монаха Силуана охватило болезненное томление: столько лет предельных для человека усилий, и еще скрывается желанный Господь!»Патерик новоканонизированных святых // Альфа и Омега... №4(18). 1998. С. 201-202. И тогда он «произнес в сердце своем: «Господи... что должен я делать, чтобы молиться Тебе чистым умом?., чтобы смирилась моя душа?» И был ему ответ в сердце от Бога: Держи ум твой во аде и не отчаивайся»Патерик новоканонизированных святых // Альфа и Омега... №4(18). 1998. С. 201-202..

По сути, это откровение Божие преподобному содержит (в краткой, на замечательно емкой форме) многовековой «опыт христианского подвижничества. Осуждая себя во ад, признавая себя достойным наказания, но не теряя надежды на Милостивого Господа, полагая в Нем Одном свою силу и упование, подвижник обретает способность противостоять собственным страстям и нападениям извне. В этой же формуле заключен путь спасения всякого христианина. Он идет к блаженству, но через боль покаяния, к царственному богосыновству, но через сознание своего недостоинства. С этого момента преподобный Силуан окончательно утвердился на пути спасения. Но только еще через пятнадцать лет он достиг бесстрастия»Патерик новоканонизированных святых // Альфа и Омега... №4(18). 1998. С. 202.. Постоянное пребывание в Боге коренным образом изменило самый характер молитвы Силуана - он все чаще молится теперь за всю полноту человеческого бытия, «за мир, «за всего Адама, как за самого себя». Из этой молитвы рождается его свидетельство о нерушимой связи каждого человека со своим ближним: «Брат наш есть наша жизнь» и его убежденность в том, что любовь к ближнему - условие познания Бога: «Кто не имеет в себе любви к врагам, в том Дух Божий не обитает»»Патерик новоканонизированных святых // Альфа и Омега... №4(18). 1998. С. 202..

Молясь в афонской тиши за все человечество, преподобный особенно скорбел как об отпадении его от Христа, так и о нежелании многих вообще познать истинную христианскую веру. В память об этом молитвенном подвиге иконописцы обычно изображают старца Силуана держащим свиток со словами излюбленной его молитвы: «Молю Тебя, милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым (т.е. с помощью благодати Святого Духа. - Ю.М.) все народы земли».

... Среди многих русских епископов, оказавшихся после революционных событий за границей, славились особым благочестием и человеколюбием: вернувшийся в конце концов в Россию митрополит и церковный писатель Вениамин (Федченков; 1880-1961)См. о нем: Малков Ю.Г. и Малков П.Ю. Митрополит Вениамин (Федченков) // Малков Ю.Г. и Малков П.Ю. У «пещер Богом зданных». Псково-печерские подвижники благочестия XX века. С. 325-374. Из трудов митрополита Вениамина опубликованы: «На рубеже двух эпох». (М., 1994); «Божьи люди. Мои духовные встречи» (М., 1997) и др., уже упоминавшийся блаженный архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский Иоанн (Максимович)См. о нем: Иеромонах Серафим (Роуз), игумен Герман (Подмошенский). Блаженный Иоанн Чудотворец. Предварительные сведения о жизни и чудесах архиепископа Иоанна (Максимовича). М., 1993; В честь святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского Чудотворца. Краткое житие, служба, акафист. М.: Рарогъ, 1998. Из проповедей и статей святителя Иоанна, в частности, изданы: «Святая Русь - Русская Земля» (М., 1997); «Беседы о Страшном Суде» (М., 1998)., архиепископ Феофан (Быстров; 1874-1940)См. о нем: Духовник Царской Семьи святитель Феофан Полтавский. М.: Изд-е Братства преп. Германа Аляскинского. Платина, Калифорния; Российское отделение Валаамского общества Америки, 1994. Издан и сборник его трудов: Святитель Феофан Полтавский. Творения. СПб., 1997. и архиепископ Богучарский, управлявший приходами Зарубежной Церкви в Болгарии, неоднократно уже упоминавшийся Серафим (Соболев). Владыки Иоанн и Серафим ныне почитаются многими православными - и в России, и за рубежом - как святые.

В те нелегкие десятилетия в русской зарубежной среде сохранялись не только высокие традиции отечественных богословия и философии, но и традиция церковного литургического творчества: составлялись тексты служб и акафистов в честь православных святых, а также немало различных молитв о спасении России от большевистского ига. Среди последних довольно известна была, например, такая:

Господи Иисусе Христе, Боже наш, приими от нас, недостойных рабов Твоих, усердное моление сие и, простив нам вся согрешения наша, помяни всех врагов наших, ненавидящих и обидящих нас, и не воздаждь им по делом их, но, по велицей Твоей милости, обрати их: неверных - ко правоверию и благочестию, яко да ни един от них погибнет нас ради, недостойных; верных же - во еже уклонитися от зла и творити благое. Нас же всех и Церковь Твою святую - всесильною Твоею крепостию от всякаго злаго обстояния милостивно избави, и страну Российскую от лютых врагов и власти их свободи. Верных рабов Твоих - в скорби и печали - день и нощь вопиющих к Тебе, многоболезненный вопль услыши, многомилостиве Боже наш, и изведи из истления живот их. Подаждь же мир и тишину, любовь, и утверждение, и скорое примирение людем Твоим, ихже - Честною Твоею Кровию - искупил еси. Но и отступившим от Тебе, и Тебе не ищущим - явлен буди, во еже ни единому от них погибнути, но всем спастися и в разум истины приити: да вси в согласном единомыслии и в непрестанной любви прославят прелестное имя Твое, терпеливодушне, незлобиве Господи, во веки веков. Аминь.

В годы вынужденной эмиграции в Германии, Чехословакии, во Франции, в Италии продолжали свое живое, свободное творчество и многие деятели русского искусства и литературы. Непосредственно христианские мотивы звучат в это время в произведениях таких известных писателей, как И.С. Шмелев (1873-1950)Из книг, созданных И.С. Шмелевым в эмиграции и широко ныне издаваемых в России, наиболее известны его повести «Солнце мертвых», «Неупиваемая Чаша», «Богомолье», роман «Лето Господне»., Б.К. Зайцев (1881-1972)Из подобного рода его произведений см.: Борис Зайцев. Преподобный Сергий Радонежский // Борис Зайцев. Улица Святого Николая. Повести и рассказы. М., 1989; Он же. Афон // Литературная учеба. Кн. 4. М., 1990; Он же. Валаам // Литературная учеба. Кн. 1. М., 1991. С. 48-77., Б.Н. Ширяев (1889-?)Наиболее известна книга художественных воспоминаний Б. Ширяева о его жизни в условиях советской каторги в Соловецком лагере смерти: Неугасимая лампада. М., 1991. (Книга подготовлена по изданию: Нью-Йорк, 1954.), Л.Ф. Зуров (1902-1971)См. недавно изданный в России сборник: Леонид Зуров. Обитель / Предисл. А.Н. Стрижева. М., 1999..

Особенно по-христиански одухотворенна книга И. Шмелева «Лето Господне» - лирический роман-воспоминание о детских годах писателя в Москве, в православной, традиционно жившей по заветам отцов, семье.

Об этой книге очень точные слова сказал И. Ильин, и их стоит привести здесь, как изложение общей позиции мудрого и благородного философа по поводу того, чем собственно всегда держалась жизнь России и каков был ее духовный стержень, так ярко показанный в шмелевском романе.

В статье, специально посвященной И. Шмелеву, он пишет о романе так: это «произведение национального и метафизического значения», где писатель, «как будто говорит за русский народ и от его лица: мы знаем, чем мы были и будем живы; мы знаем источники нашей национальной духовной силы; мы им верны и оторваться от них не можем; все трудности нашей природы, все испытания нашей истории, все неимоверные задачи нашей сравнительно первобытной, но мощной государственности - мы снесли и пронесли благодаря тому, что ставили свою душу в трепетную близость к Богу, получая от этой молитвенной близости: живую совесть, мудрое терпенье, тихое трудолюбие, умение прощать и повиноваться... И еще глубже и священнее: душу, открытую для каждого веяния Божьего духа; душу, по-детски доверчивую, искреннюю, добрую и смиренно-покаянную; дар - веровать сердцем и освящать лучами этой веры весь свой уклад, и быт, и труд, и природу, и самую смерть... Таков был дух Руси. Дух Православной Руси. Она крепла, непоколебимо верила в то, что близость к Богу дает не только правоту, ведущую на вершинах своих к святости, но и силу, жизненную силу, и, стало быть, победу над своими страстями, над природой и над врагами... О, зрелище страшное и поучительное! Русский народ утратил всё это сразу, в час соблазна и потемнения, - и близость к Богу, и власть над страстями, и силу национального сопротивления, и органическое единомыслие с природой... И как утрачено всё это сразу, вместе, - так вместе и восстановится...

Вот тот духовный горизонт, вот та историческая проблема и рама, в которых создавалась и создалась книга Шмелева. Вот смысл ее появления; ее сокровенный философский и национальный замысел»Ильин И.А. Творчество И.С. Шмелева // Вестник духовного просвещения. М., 1994. С. 239-240..


... Если за границей, в эмиграции, монашеская жизнь российских подвижников благочестия могла продолжаться относительно спокойно, то в «стране победившего социализма» иноки были вынуждены постоянно скрываться у родственников, друзей-почитателей, духовных детей, порой в самых глухих «медвежьих» углах, нередко в конце концов попадая в советские лагеря. Те же из них, кто имел архиерейский сан, спрятаться никак не могли, будучи постоянно на виду у ГПУ-НКВД. Многие святители долгие годы путешествовали из лагеря в лагерь, из ссылки в ссылку (если им чудом удавалось избежать расстрела), и лишь единицы вернулись из кругов этого бесконечного земного ада. Так, уже упоминавшийся выше священноисповедник епископ Ковровский Афанасий (Сахаров) провел в общей сложности в лагерях и ссылках, или, как говорил он, «в узах и горьких работах», 254 месяца, т.е. 21 год и 2 месяца!


Некоторое изменение положения Церкви в России принесла грянувшая всенародная беда - Великая Отечественная война. Коммунистическая власть со всегда свойственным ей политическим цинизмом решила использовать ту огромную потенциальную силу, что таилась в народно-патриотических традициях Русской Церкви. В годы войны Церковь неизменно способствовала укреплению народного духа. На деньги, собранные среди верующих, создавались танковые колонны и боевые эскадрильи; некоторые священники даже совершали богослужения в партизанских отрядах.

В результате 4 сентября 1943 г. в Кремле состоялась историческая встреча трех святителей - Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), митрополита Ленинградского Алексия (Симанского) и митрополита Крутицкого Николая (Ярушевича) - с главой правительства И.В. Сталиным, который, рассудив, что в сложившихся политических условиях будет гораздо выгодней преследование Церкви на время отложить, выразил своим собеседникам намерение возвратить ей (до известной, разумеется, степени) полностью попранные ранее гражданские права.

Тогда же Сталиным было принято решение о проведении Поместного Архиерейского Собора - он состоялся уже через четыре дня! 8 сентября Собор избрал митрополита Сергия Патриархом. В слове, произнесенном во время торжественной интронизации Патриарха в московском Богоявленском соборе, тогдашний архиепископ Саратовский Григорий (Чуков) сказал: «Красуйся же и радуйся, Православная Русская Церковь! Ты получила мудрого, твердого и любвеобильного Архипастыря и Отца, усердного и проникновенного молитвенника и великого патриота»Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 123..

В последующие месяцы небольшое число архиереев и священников было выпущено из лагерей на свободу. Началась подготовка к открытию Богословского института, возобновилось издание «Журнала Московской Патриархии».

Но Патриарху Сергию довелось управлять Церковью в первосвятительском сане совсем недолго: 15 мая 1944 г. он скончался. Очередной Поместный Собор избрал 2 февраля 1945 г. нового Патриарха - им стал блокадник, перенесший вместе со своей паствой тяготы многомесячной осады северной столицы, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский; 1877-1970).

В силу определенной политической инерции властей первое десятилетие правления Патриарха Алексия I оказалось относительно благоприятным для жизни Церкви. В стране существовали Духовные академии и семинарии, готовившие достаточное число клириков. К тому же после смерти Сталина, в связи с постепенной ликвидацией лагерей, на свободу начали выходить и немногие уцелевшие представители старого епископата и священства. В епархиях открылось и действовало около 14 тысяч храмов.

Однако на рубеже 1950-1960-х годов положение Церкви вновь резко ухудшилось. В результате волюнтаристской и недалекой политики Н.С. Хрущева, тогдашнего главы Советского правительства, около половины церквей вновь было насильственно закрыто. На верующих обрушилась очередная волна репрессий. И хотя внешне власть соблюдала некоторое подобие приличия, наиболее «строптивые» священники опять попали во все те же лагеря. Со временем, однако, давление коммунистического режима на Церковь несколько ослабело, главным образом в силу повсеместно наступившей в стране общественно-политической стагнации. Тем не менее государство, остававшееся и в эти годы принципиально атеистическим (в силу самой - неизменно богоборческой - коммунистической идеологии), лишь вынужденно терпело Церковь, не будучи в силах, как показала история, уничтожить ее. В который раз жизнь подтвердила сказанные некогда Самим Богочеловеком Христом слова: «... Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее»Мф. 16, 18..



Русская Православная Церковь
Николаевский Собор

Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян

Valid HTML 5
Правильный CSS!
Яндекс.Метрика