Владимир Константинович Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский родился 26 мая 1885 года в городе Духовщина Смоленской губернии в семье земских врачей. Столь необычная его фамилия объясняется происхождением из древнего многолюдного дворянского рода Лозинских, одной из ветвей которого, чтобы отличить ее от остальных, указом Сената дана приставка Любич-Ярмолович-Лозина. Род этот по происхождению польский, католический, постепенно обрусел, многие его представители перешли в Православие. Среди них появились и священники - брат деда священника Владимира служил настоятелем Брацлавского собора в Подольской губернии.
Отец Владимира, Константин Степанович, в молодости увлекался народовольческим движением, но, по его словам, «не проникся необходимой для борьбы озлобленностью» и не стал членом террористической организации. Мать Владимира Константиновича, Варвара Карловна (урожденная Шейдеман) - дочь генерал-лейтенанта, героя Крымской войны, командовавшего артиллерией при штурме Евпатории. Богатая аристократка, во многом разделявшая взгляды мужа на служение народу, одной из первых женщин в России она получила высшее медицинское образование, закончив женские врачебные курсы при Николаевском военном госпитале. Варвара Карловна самоотверженно и жертвенно трудилась в земской больнице, где заразилась тифом и умерла в 1888 году. По свидетельству родных, ее даже не в чем было хоронить, так как многое из своего платья она раздала бедным пациентам.
Овдовевший Константин Степанович с двумя малолетними сыновьями, Владимиром и Алексеем, вернулся в Петербург. Здесь он получил место врача на Путиловском заводе и женился на Ольге Владимировне Сверчковой, заменившей, насколько это возможно, осиротевшим братьям мать.
Большая семья, в которой народилось еще трое детей, была очень дружной, но особым благочестием не отличалась. По обычаю того времени все (кроме отца) говели Великим постом, исповедовались и причащали на Страстной, ходили к Пасхальной заутрени. Владимир рос очень болезненным и впечатлительным ребенком, отличаясь необыкновенной добротой и бескорыстностью. «Владимир всем старался выразить сочувствие, любовь и заботу, был душой общества, умел всех объединить и развеселить» - так вспоминала о нем сестра Ирина. Ему органично был присущ утонченный аристократизм, он прекрасно говорил на европейских языках, писал стихи (некоторые по-французски).
В 1904 году Владимир успешно окончил гимназию Императорского Человеколюбивого общества и сразу же поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, по окончании которого в 1910 году был принят на службу в Правительствующий сенат. Одновременно молодой юрист продолжает изучать историю права и архивного дела и через два года оканчивает Археологический институт.
К 1916 году он уже помощник обер-секретаря Второго (Крестьянского) департамента, титулярный советник, кавалер ордена Станислава III степени. Впрочем, эту награду Лозина-Лозинский получил «за труды, понесенные при условиях военного времени», когда в 1914 году добровольно был командирован в Общество Российского Красного Креста. Как многие патриотически настроенные люди, Владимир Константинович стремился на фронт, но, имея «белый билет», не мог попасть туда по состоянию здоровья. В должности помощника начальника Петроградской санитарной автомобильной колонны он руководит перевозкой раненых со всех вокзалов и распределяет их по лазаретам. Работая самозабвенно целыми сутками, Владимир Константинович проявляет доброту, сострадание и милосердие, не раз отмеченные в воспоминаниях современников.
Желание принять священнический сан, видимо, вызревало в нем постепенно. Большим потрясением для Владимира Константиновича было и самоубийство любимого брата Алексея, поэта Серебряного века, члена партии меньшевиков. Это трагедия, произошедшая в 1916 году, укрепила его веру в Спасителя. заставила глубже задуматься об ответственности за ближнего, о своем истинном предназначении. В предсмертной записи Алексей написал брату: «Пусть мама заступится за меня перед Богом, а за тебя мы с ней заступимся».
Впервые о своем решении стать священником Владимир Константинович заявил, когда начались открытые гонения на Церковь. Случилось так, что на его глазах в 1918 году арестовали, а затем расстреляли близкого Лозина-Лозинским священника - отца Александра Васильева, последнего духовника царской семьи перед ее арестом, настоятеля Феодоровского собора в Царском Селе. Одно время он служил в храме Кресто-Воздвиженской общины сестер милосердия, а Лозина-Лозинские были прихожанами этой церкви. Владимир Константинович пережил это событие как призыв к священническому служению и в глубине сердца возжелал такой же славной мученической участи. Способность к героическому жертвенному служению народу, унаследованная им от родителей, воспитанная средой, чудесным образом претворилась в его душе в подлинно жертвенное подвижничество ради Христа, готовность положить душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). В глазах родных такое решение Владимира Константиновича казалось безумием, все отговаривали его от столь опасного в то время шага, но безуспешно.
Владимир Константинович поступил в открывшийся в 1920 году Петроградский богословский институт, который закончил в 1923 году. 18 ноября 1920 года он подал прошение о рукоположении во иерея, 14 декабря был назначен к хиротонии с причислением к бывшей университетской Петропавловской церкви, настоятелем которой в то время являлся протоиерей Николай Чуков, ректор Богословского института (впоследствии Григорий, митрополит Ленинградский и Новгородский). Предположительно с августа 1921 года до своего ареста он являлся настоятелем университетской церкви, перемещенной из главного здания университета в один из соседних домов на Биржевой линии и освященной в честь Всех святых, в земле Российской просиявших.
Став священником на тридцать шестом году жизни, он не был женат. Чуткий, открытый, искушенный в светских науках, он всецело отдался священническому служению, легко нашел путь к сердцу своей непростой паствы, снискал ее доверие и любовь. О том, как относились прихожане университетской церкви к отцу Владимиру, свидетельствуют следующие строчки из адресованного ему письма: «Ваши всегда теплые и глубокие слова пастыря дают мне прилив энергии и сил. Особенно теперь, когда я... совершенно духовно переродился и решил идти в жизнь освеженный и вдохновленный идеей возрождения крепкой, могучей России, Святой Руси...»
У родственников священномученика Владимира Лозина-Лозинского хранится икона с изображением святого благоверного князя Владимира, подаренная ему в день именин с надписью на обороте: «Глубокоуважаемому и любимому пастырю отцу Владимиру Лозина-Лозинскому от первых прихожан скромной университетской церкви Всех святых, просиявших в Церкви Российской, с горячим пожеланием ему навсегда сохранить в душе тот священный огонь, которым он привлек сердца своей паствы. Гор. Петроград. 15 июля 1921 г.».
Молитвенное пожелание это сбылось - священный огонь в душе пронес отец Владимир сквозь все испытания, выпавшие на его долю. Свой исповеднический путь он начал, когда впервые был арестован 4 февраля 1924 года по сфабрикованному ОГПУ делу о «православных братствах», следующему после судебного процесса над святителем Вениамином и с ним пострадавшими по крупному питерскому «церковному делу». Православные братства, которых в Петрограде насчитывалось два десятка, занимались благотворительной, миссионерской, просветительской деятельностью. Многие из них были созданы по постановлению Поместного Собора 1917-1918 годов «в целях ограждения от расхищения церковного достояния, возвращения уже отобранного и защиты гонимых... из преданных Церкви людей». Братства представляли собой реальную церковную силу, и их разгром, по замыслу властей, должен был укрепить обновленцев и ослабить Церковь. Следствие объявило православные братства «контрреволюционной мануиловской организацией», ибо именно епископ Мануил (Лемешевский), управлявший в тот момент епархией, провел успешную борьбу с обновленцами. Владыка также возглавлял одно из городских братств - Спасское.
Известно также, что отцу Владимиру Лозина-Лозинскому несколько месяцев довелось служить вторым священником в церкви Космы и Дамиана, где настоятельствовал епископ Мануил, окормляя Спасское братство. В свою очередь, сам епископ иногда служил в университетском храме, одним из немногих в Петрограде не ставших обновленческим. Отца Владимира арестовали одновременно с епископом Мануилом, однако, благодаря хлопотам родных и «острому душевному расстройству заключенного», как сказано в медицинском заключении, вскоре освободили. Насколько серьезно и неложно было подтвержденное врачами психическое заболевание, теперь судить трудно. Все его показания, зафиксированные следователями, отличаются глубокой продуманностью, осторожностью и взвешенностью юридически образованного человека, не желающего никого предать.
Возможно, в период заключения у него обострились некоторые проявления базедовой болезни, которой он давно страдал: нервозность и возбудимость. Именно это обстоятельство, чтобы спасти отца Владимира, использовали его родные - отец, известный рабочей среде доктор, и сестра Ирина, врач нервной клиники. Благодаря старым связям, она отправляется в Москву и добивается приема в комиссариате юстиции у П.А.Красикова, хорошо знавшего по партийным делам родного брата отца Владимира - Алексея. Красиков неожиданно сочувственно подсказывает выход: «Как же, как же! Говорят, он стал священником, вот сумасшедший, вот сумасшедший... Напишите вашим родителям, чтобы они получили справку от врача о том, что Владимир Константинович нервнобольной, и принесите ее мне». Хлопоты родных и близких увенчались успехом.
Ровно через год, 15 февраля 1925 года, отец Владимир был вновь арестован. На этот раз - вместе с группой выпускников Императорского Александровского лицея. Планомерно осуществлялся сословный и профессиональный геноцид: уничтожался цвет аристократии и юриспруденции. Формально они обвинялись в монархическом заговоре и служении панихид с поминанием императорской семьи. Службы проходили в Космодемьяновской церкви, прихожанами которой стали многие бывшее лицеисты, в том числе директор лицея В.А.Шильдер и его сын, лицеист М.В.Шильдер, член церковной «двадцатки», впоследствии расстрелянный.
В обвинении, предъявленном священнику Лозина-Лозинскому, говорится: «... достаточно изобличается в причастности к деятельности монархической организации, выразившейся в том, что он по поручению представителей организации служил открыто панихиды по бывшим царям, в том числе по расстрелянному Николаю II, также служил панихиды по расстрелянным и умершим при советской власти, чем вносил возбуждение в темные массы, посещающие церковь». Отца Владимира в числе 34 человек приговаривают к расстрелу, но затем высшую меру наказания заменяют заключением на десятилетний срок в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), куда его отправляют 8 июля.
Яркая личность отца Владимира запомнилась многим его соузникам-соловчанам. «Изящный, с небольшой, красиво остриженной бородкой, он уже по внешности отличался от общего типа русского духовенства... Аристократизм породы, наклонностей и привычек не исчезал даже тогда, когда он отвешивал вонючую воблу в продовольственном ларьке, разносил посылки или мыл управленческие уборные. Но врожденный такт и, главное, светившаяся в нем глубокая любовь к человеку сглаживали внешние различия с окружающими, делали отца Владимира своим в среде духовенства. Он был так воздушно-светел, так легко-добр, что казался воплощением безгрешной чистоты, которую ничто не может запятнать».
Лагерную жизнь отец Владимир принимал смиренно и безропотно, «покорясь велению Божьему», как писал он в одном из своих стихотворений. Он со всеми был приветлив, ласков и весел; любил шутку и острое словцо. С мирянами часто заводил разговор о вере, используя примеры из художественной литературы и новейшей философии. Из священников был дружен с Иоанном Стеблин-Каменским и Михаилом Яворским, арестованными по «делу о православных братствах» и прибывшими на Соловки раньше. Впоследствии они также приняли мученическую кончину. Вся группа питерских священников поддерживала близкие отношения с епископом Мануилом (Лемешевским).
На Соловках отца Владимира часто посещали родные, которые вскоре добились смягчения приговора: в ноябре 1928 года заключение в лагере заменили пятилетней ссылкой в Сибирь. Пробыв несколько месяцев в пересыльной тюрьме Ленинграда, отец Владимир был отправлен в глухую деревню Пьяново в 150 километрах от Братска. В суровых условиях, несмотря на тяжкие телесные болезни, он продолжает свой исповеднический подвиг.
В августе 1933 года отец Владимир возвратился в Ленинград, но в прописке ему отказали, и он был вынужден поселиться в Новгороде, где получил место священника в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Волотово, знаменитой своими древними фресками. С 1935 года отец Владимир Лозина-Лозинский становится настоятелем кафедрального Михайло-Архангельского собора.
14 мая 1936 протоиерей Владимир Лозина-Лозинский снова в застенках НКВД, откуда 26 мая отправлен на обследование в областную психиатрическую больницу. Сухие строчки из медицинского освидетельствования для нас являются и свидетельством исповеднической жизни отца Владимира: «... Высокого роста, правильного телосложения, пониженного питания, кожа дряблая, морщинистая. Анемичен... Имеется небольшой зоб с правой стороны. На левой ноге не хватает среднего пальца. На правом плече спереди след от бывшей операции. Под левой лопаткой втянутый рубец от бывшего пролежня. Отсутствие многих зубов. Сердце - миокардит. Легкие - выдох на левой верхушке, рассеянные хрипы». О психическом состоянии сказано следующее: «Сознание ясное, ориентировался точно во времени и пространстве. Память на все события хорошо сохранена... Считает себя здоровым... Его идеи страха вращаются, главным образом, вокруг его семьи, которая якобы терпит страдания и мучения из-за него».
По заключению конференции врачей больницы 25 ноября 1937 года отец Владимир признан вменяемым и 8 декабря вновь арестован. Обвиняли его по известной 58-й статье вместе с группой прихожан. Один из них на допросах признал, что организовал и руководит контрреволюционной группой с программой «Народная демократия на основе неогосударственного капитализма». В числе членов группы был назван и отец Владимир. Материалы архивного дела свидетельствуют о том, что «протоиерей Лозина-Лозинский» (так он подписывает показания), несмотря на жесткое давление следователей, и на последнем допросе виновным себя не признал и существование этой группы не подтвердил. При этом он никого не оговорил, чего нельзя, к сожалению, сказать об остальных обвиняемых, никто из которых не был расстрелян, 19 декабря 1937 года Владимир Лозина-Лозинский приговорен к расстрелу. Исполнение приговора последовало незамедлительно - 26 декабря, в Новгороде.
«Бодрый и необыкновенно сильный духом, он живет, как подвижник, святой Божий человек, забывая о себе и своей плоти исключительно для ближнего своего и для любви к страждущим. Нельзя не удивляться и не преклоняться перед такой силой духа при совершенно истощенном и слабом организме» - таким предстает в глазах современников отец Владимир Лозина-Лозинский незадолго до своей мученической кончины.
В Соловецком концлагере священномучеником Владимиром было написано стихотворение, посвященное «А.И.» - священномученику Илариону, архиепископу Верейскому, соузнику отца Владимира Лозина-Лозинского. По своему звучанию - это гимн всем новомученикам Российским, заглушающий слова большевистского Интернационала:
Над этим полным страха строем,
Где грех, и ложь, и суета, -
Мы свой надмирный город строим,
Наш мир под знаменем креста.
Настанет день и час расплаты
За годы крови и тревог,
Когда-то на земле распятый
На землю снова снидет Бог.
С крестом, как символом спасенья,
Он воззовет и рай, и ад -
И, се, расторгнутся каменья,
Се, бездны тайны возвестят.
Полярные растают льдины,
Погаснет солнце навсегда,
И первозданные глубины
Откроет каждая звезда.
Тогда из тьмы времен сметенных
В последнем ужасе угроз
Восстанут души убиенных
За имя вечное - Христос.
И Бог страдавший, Бог распятый,
Он примет подвиг их земной:
Его посол шестикрылатый
Их позовет своей трубой.
И в Град грядущего, ликуя,
Они войдут, как в некий храм
И вознесется «Аллилуия»
Навстречу бурям и громам.
Тогда, о Боже, к смерти, к ранам,
Ко всей их скорби мировой,
Теперь Тобою осиянным,
Мы, люди, бросимся гурьбой.
Твоя любовь есть бесконечность;
И, ради их нас не кляня,
Ты, Господи, введешь нас в вечность
Невечереющего дня.
Русская Православная Церковь
Николаевский Собор
Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян
