Святитель Филипп II, митрополит Московский и всея России чудотворец (Колычев; + 1569)
ДЕНЬ МУЧЕНИЧЕСКОЙ КОНЧИНЫ 9/22 ЯНВАРЯ;
ПЕРЕНЕСЕНИЕ МОЩЕЙ 3/16 ИЮЛЯ;
СОБОР КАРЕЛЬСКИХ СВЯТЫХ;
СОБОР НОВГОРОДСКИХ СВЯТЫХ;
СОБОР СОЛОВЕЦКИХ СВЯТЫХ;
СОБОР ТВЕРСКИХ СВЯТЫХ;
СОБОР ПЯТИ СВЯТИТЕЛЕЙ МОСКОВСКИХ И ВСЕЯ РОССИИ ЧУДОТВОРЦЕВ;
СОБОР МОСКОВСКИХ СВЯТЫХ
Боярский род Колычевых, из которого происходил святитель Филипп, митрополит Московский, вышел в XIII веке из Пруссии, населенной тогда славянами. Отец его, боярин Стефан, занимал важную должность при дворе великого князя Василия III Иоанновича. Мать его, Варвара, овдовев (уже после ухода сына в монастырь), приняла постриг с наречением имени Варсонофия и основала в Москве Варсонофиевский монастырь, а при нем кладбище для убогих, нищих, странников и казненных. Память об этом монастыре, давно уже не существующем, сохранилась лишь в названии Варсонофьевского переулка. А память преподобной Варсонофии также чтится в Соборе Московских святых.
Набожная чета бояр Колычевых отличалась особым милосердием к бедным. В 1507 году родился старший сын их - Феодор. Благочестивое воспитание, которое в то время одинаково давали детям всех сословий, как нельзя лучше подготовляло к духовной жизни. Начиналось оно в семилетием возрасте изучением Часослова и Псалтири. С детства полюбил Феодор Колычев чтение Священного Писания и житий святых. В юношеском возрасте ему, как боярскому сыну, пришлось учиться верховой езде и воинским упражнениям. Но не лежало к этому его сердце. Веселого общества своих сверстников он избегал, предпочитая ему степенную беседу старших. Рано приучил его отец к ведению хозяйства. Двадцати шести лет он был представлен великому князю Василию Иоанновичу, который обратил на него внимание. Но скоро великий князь умер, и Феодор остался при дворе нового великого князя - Иоанна IV Васильевича, которому было тогда три года.
Маленький государь полюбил его, но в блестящей придворной среде Феодор Колычев чувствовал себя одиноким. Мысли об иночестве уже тогда посещали его, и жениться он не хотел. Государственные события заставили его ускорить принятие решения: был открыт придворный заговор против князя Телепнева-Оболенского, любимца матери государя, великой княгини Елены (рожденной Глинской); многие поплатились свободой, а иные и головой; среди казненных были и родственники Феодора Степановича - бояре Колычевы. И вот в июне 1537 года, удрученный горем, слышит он во время Божественной литургии евангельские слова: Никтоже может двема господинома работати... (Мф. 6, 24). Знакомые и раньше, эти слова показались в этот раз относящимися прямо к нему, и он более не колебался. Выйдя из храма, Феодор прямо направился на север, в Соловецкую обитель.
Дорогу он не знал, заблудился и наконец, блуждая по лесам и болотам, встретил на берегу Онежского озера благочестивого крестьянина Субботу, который и приютил неведомого паломника. Живя у него, Колычев помогал ему в домашних работах и пас скот. Непривычная жизнь сделала бывшего придворного неузнаваемым: он огрубел, здоровье его окрепло. Однако же приближающаяся зима заставила его поспешить к намеченной цели.
В Соловках его принял игумен отец Алексий. Он приказал испытать пришельца на тяжелых работах. Иногда Феодору Колычеву казалось, что силы совсем оставляют его, но ни разу он не поколебался в своем решении. Зорко следил он за жизнью монахов, стараясь подражать их подвигам. Наконец его смирение и трудолюбие снискали ему всеобщее уважение, и его постригли с наречением имени Филипп. Старцем его был отец Иона, ученик преподобного Александра Свирского. До последнего времени хранился в хлебопекарне камень, который подкладывал себе под голову Филипп, когда он засыпал на полу, утомленный тяжелой работой и продолжительной молитвой.
В это же время явилась ему во время работы икона Божией Матери Хлебной, хранившаяся впоследствии в Преображенском соборе. Затем он удалился на отшельничество в лес, и пустынь его была известна до последнего времени под названием Филипповой. Но через некоторое время это уединение прервалось: ему пришлось заменять заболевшего престарелого игумена Алексия, а по его кончине Филипп уже окончательно принял настоятельский посох. Перед тем монастырь погорел, и восстанавливать его будущий святитель начал на средства, врученные ему родными, когда он приезжал для посвящения в Новгород. Все в Соловецком монастыре говорит о неутомимой энергии и могучей силе воли его гениального преобразователя.
Начал он с разработки добычи железной руды и поваренной соли. Затем он соединил 52 озера в одно «Святое озеро», из которого монастырь стал получать питьевую воду, соединил его каналом с морем и поставил на нем свои знаменитые мельницы. Вместо маяков он поставил высокие кресты и устроил пристань, больницу и гостиницу для паломников. Обитель он окружил гранитными стенами и все деревянные постройки заменил кирпичными, для чего устроил кирпичный завод. Он изобрел какую-то самодвижущуюся телегу (без лошади) и решета, которые сами просеивали муку, что значительно облегчило труд братии; завел скотный двор и развел стада лапландских оленей, из шкур которых стали шить платье и обувь братии в устроенных им мастерских. Трапезу он улучшил, что было необходимо при суровом климате Соловецких островов, но строгость устава усугубил и очень высоко поставил послушание. Жизнь монастырских крестьян игумен Филипп благоустроил, поставил во главе их платное начальство и дал крестьянам право жаловаться. За благосостоянием и нравственностью их он зорко следил. Всеми работами он руководил лично.
Но более всего святой Филипп потрудился над духовным содержанием и благолепием обители. Он воздвиг и благоукрасил два великолепных собора - Преображенский и Успенский. Горячо принимая к сердцу все, что касалось святых основателей обители - Зосимы, Савватия и Германа, он разыскал чудотворную икону Божией Матери преподобного Зосимы и его каменный крест, который и поставил в часовне на могиле преподобного Германа; ветхие ризы и Псалтирь преподобного Зосимы он починил своими руками и благоговейно их хранил.
Для тайных молитвенных подвигов святой Филипп часто удалялся на безмолвие в глухое пустынное место, за две версты от монастыря, получившее впоследствии название Филипповой пустыни.
В 1550 году святитель Филипп был в Москве. Молодой царь Иоанн IV вспомнил друга своего детства и по прошествии некоторого времени вернул его в Москву для возведения в сан митрополита. Это было тяжкое время опричнины. Святитель Филипп согласился принять сан митрополита только по просьбе духовенства, знавшего, как чтит его царь, но под непременным условием сохранения древнего права «печаловаться», то есть заступаться перед царем за осужденных, не только невинных, но и виноватых. Царь уступил.
Святитель Филипп был возведен на Московскую кафедру 25 июля 1566 года и в первой же проповеди напомнил царю о милосердии к подданным и о том, что и сам он подчинен власти Всевышнего. Царь принял его проповедь благосклонно, и все стали надеяться на лучшее. Начало управления святителем Филиппом Русской Церковью было мирное; тогда особенно его заботила отдаленная пограничная Полоцкая епархия. Но в июле 1567 года разразилась гроза: было перехвачено письмо короля польского Сигизмунда к московским боярам, в котором он приглашал их перейти на службу к себе. В прежнее удельное время бояре действительно имели право «отъезда», то есть перехода на службу от одного князя к другому. Когда же вся власть на Руси сосредоточилась в руках одного государя, то это древнее право стало равносильно государственной измене. А после «отъезда» князя Курбского в Литву царь огульно заподозрил всех бояр в измене.
Будучи в страшном гневе на бояр, царь со всем двором уехал в Александровскую слободу, а расправляться с навлекшей на себя опалу Москвой предоставил опричникам. Опричники бросились грабить и убивать население - улицы покрылись трупами. Народ умолял митрополита о заступничестве, и он отвечал: «Я счастлив буду пострадать с вами, вы мой ответ пред Богом, вы мой венец пред Господом». Царю же святитель стал напоминать о его долге милосердия к подданным, но его слова только раздражали Иоанна IV.
21 марта 1568 года в Крестопоклонную Неделю, перед началом литургии, митрополит стоял на возвышении посреди храма. Вдруг в церковь вошел Иоанн с толпой опричников. Все они и сам царь были в высоких черных шапках, в черных рясах, из-под которых блестели ножи и кинжалы. Иоанн подошел к святителю со стороны и три раза преклонял свою голову для благословения. Митрополит стоял неподвижно, устремив свой взор на икону Спасителя. Наконец бояре сказали: «Владыка свитый! Царь требует твоего благословения». Святитель обернулся к Иоанну, как бы не узнавая его, и сказал: «В этой одежде странной я не узнаю царя православного, не узнаю его и в делах царства. Благочестивый, кому поревновал ты, исказив таким образом твое благолепие? С тех пор, как светит солнце на небе, не слыхано, чтобы благочестивые цари возмущали собственную державу... У татар и язычников есть закон и правда, а у нас их нет. Мы, государь, Богу приносим бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христиан. Не скорблю о тех, которые, проливая свою невинную кровь, сподобляются доли святых мучеников; о твоей бедной душе страдаю. Хотя и образом Божиим почтен ты, однако ж, смертный человек, и Господь взыщет все от руки твоей». «Филипп, - в ярости воскликнул царь, - не противься нашей державе или сложи с себя сан!». - «Я не искал его, - ответил митрополит. - Зачем ты лишил меня пустыни? Если ты хочешь нарушать законы Божественные, делай как знаешь, но мне было бы непростительно ослабевать, когда время подвига приближается».
Иоанн кипел гневом, шептал угрозы, стучал жезлом о плиты помоста. Наконец воскликнул: «Филипп! Или нашей державе ты смеешь противиться? Посмотрим, увидим, велика ли твоя крепость». - «Царь благий, - ответил святитель, - напрасно ты меня устрашаешь. Я пришелец на земле, подвизаясь за истину, и никакие страдания не заставят меня умолкнуть». Страшно раздраженный, Иоанн вышел из церкви, но затаил злобу до времени.
28 июля, в праздник Смоленской иконы Божией Матери, именуемой Одигитрия, святитель Филипп служил в Новодевичьем монастыре и совершал крестный ход вокруг стен монастыря. Там был и царь, окруженный опричниками. Во время чтения Евангелия святитель заметил опричника, стоявшего позади царя в татарской шапке, и указал на него Иоанну. Но виновный поспешил снять и спрятать шапку. Тогда опричники обвинили митрополита в том, будто он сказал неправду с целью унизить царя перед народом. Тогда Иоанн велел судить Филиппа. Нашлись клеветники с ложными обвинениями против святителя, которому не дали возможности изобличить их, и тогда он был лишен кафедры.
Но царь желал, чтобы митрополит был низложен собором. Обвинители нашлись среди недостойных лиц духовенства, ненавидевших святителя за его строгость. Главным среди них оказался Соловецкий игумен Паисий, преемник его по настоятельству. Остальные молчали из страха; тех, кто пытался высказаться за митрополита, не слушали.
4 ноября 1568 года царь созвал собор против святителя, но поставить его лицом к лицу с обвинителями Иоанн не посмел. Выслушав обвинения, святитель Филипп не стал оправдываться, а только сказал: «Государь! Ты думаешь, что я тебя боюсь или боюсь смерти? Нет, лучше быть неповинным мучеником, чем молча переживать ужасы беззакония!». Он стал снимать с себя знаки своего достоинства, но царь хотел всенародного позорного низложения.
Через два дня был зарублен опричниками единственный защитник святителя на соборе - святитель Герман, архиепископ Казанский. Вторым открытым сторонником митрополита Филиппа из среды высшего духовенства был Елевферий, архиепископ Суздальский.
8 ноября, в праздник Архистратига Михаила, святитель в последний раз служил в Успенском соборе. Когда он стоял на кафедре, отворились церковные двери, вошел боярин Басманов в сопровождении толпы опричников и велел прочесть бумагу, в которой изумленному народу объявили, что решением собора митрополит лишается сана. Тотчас же опричники сорвали со святителя облачения и, одев в оборванную монашескую рясу, вывели его вон из храма, посадили на дровни и с ругательствами повезли в Богоявленский монастырь. За ним в отчаянии бежал народ, который заполнил всю узкую улицу перед монастырем. Один только митрополит был невозмутим.
Перед входом в монастырь он обратился с последним словом к народу, благословил его, и ворота закрылись за ним. Молча расходился удрученный народ. Через несколько дней произошла очная ставка митрополита с его главным врагом - соловецким игуменом Паисием. В ответ на клеветы своего недостойного ученика святитель только кротко сказал: «Чадо, что посеял, то и пожнешь». Тогда поднялся невообразимый шум. Все кричали и обвиняли наперерыв святителя во всевозможных преступлениях, даже в волшебстве. Но святитель уже не отвечал на их слова. Его приговорили к пожизненному заключению в смрадной темнице в цепях. Но цепи сами собой спали со святителя, а привыкший ко всевозможным лишениям подвижник терпеливо переносил голод и грубое обращение. Раз к нему ввели голодного медведя. Утром царь сам пришел к нему в нетерпении увидеть кровавое зрелище, но застал святого узника на молитве, а медведя - спокойно лежащим в углу.
Говорили, что царь хотел было сжечь исповедника Христова на костре и только по просьбам духовенства определил ему пожизненное заточение.
В то же время он казнил многих родственников Филиппа. Голову одного из них, особо любимого Филиппом племянника, Ивана Борисовича Колычева, Грозный послал святителю. С благоговением принял ее святитель Филипп, положил и, земно поклонившись, поцеловал и сказал: Блажен, егоже избрал и приял еси Господи (ср.: Пс. 64, 5), - и возвратил пославшему. Народ с утра до вечера толпился вокруг обители, желая увидеть хоть тень славного святителя, и рассказывал о нем чудеса. Тогда Иоанн велел перевести его в Тверской Отрочь монастырь. Везли святителя зимой в летней одежде и в дороге не давали есть. Но ни одной жалобы не вырвалось у страдальца. Там, в тверском заключении, он провел год.
В декабре 1569 года царь предпринял поход против обвиненного в измене Новгорода. Из Твери он послал в Отрочь монастырь к заточенному митрополиту самого страшного из своих опричников, палача Малюту Скуратова, якобы за благословением идти царю на Новгород. За три дня перед этим митрополит сказал: «Время моего подвига настало - близка кончина». И когда палач вошел к нему, спокойно ему ответил: «Делай то, что ты пришел делать, и не искушай меня, испрашивая ложно небесный дар!». Тогда Малюта задушил его подушкой, братии же сказал, что владыка умер от угара, и при себе приказал совершить погребение его без отпевания. Затем поспешно покинул монастырь. Братия были поражены ужасом, но не посмели ничего ему сказать. Это было 3 декабря 1569 года. Но Господь наказал участников злодеяния над святителем и всем им пришлось так или иначе искупить свое преступление. Один только Малюта Скуратов не понес в этой жизни никакого наказания, а был убит на войне.
Сын и наследник Грозного царя - благочестивый царь Феодор Иоаннович решил перенести останки священномученика в Соловецкий монастырь, где он и был погребен на месте, избранном в бытность свою игуменом. Тогда и было обнаружено нетление его мощей, а вслед за тем начались и исцеления: в ночь под Рождество Христово святитель явился во сне рабочему Василию, придавленному деревом, и сказал ему: «Встань, Василий, будь здоров во имя Господа и ходи!». Больной проснулся исцеленным, стоя на ногах. Также явился он болящему Иоанну, золотых дел мастеру, и перекрестил его больное место со словами: «Ты меня не знаешь. Я - Филипп Соловецкий». И болящий проснулся исцеленным. Инок Георгий, страдавший болезнью ног, исцелился от одного прикосновения к гробнице святого.
В 1648 году святитель Филипп был причислен к лику святых. А в 1652 году прибыло в Соловки посольство во главе с митрополитом Новгородским Никоном от имени царя Алексея Михайловича - испросить у святителя прощения в грехе его предшественника, царя Иоанна Грозного, и просить его вернуться в свой кафедральный град Москву. Царь встретил святые мощи с сонмом духовенства при огромном стечении народа; и во время торжеств, которые продолжались от 9 до 17 июля, по свидетельству самого царя Алексея Михайловича, ни один день не проходил без исцелений, а иногда их бывало до 7 в день. Особенно поразительным было исцеление глухой и слепой боярыни Вельяминовой, страдавшей, кроме того, сильными головными болями. Святитель явился ей во сне и сказал: «Прикажи отвести тебя к моему гробу!».
Святителю отче наш Филиппе, моли Бога о нас!
Тропарь, глас 8:
Первопрестольников преемниче, / столпе Православия, истины поборниче, / новый исповедниче, святителю Филиппе, / положивый душу за паствy твою. / Темже, яко имея дерзновение ко Христу, / / моли за стольный град же и люди, чтущия достойно святую память твою.
На перенесение мощей тропарь, глас 5:
Радостный возсия день светлаго торжества: / днесь церковная расширяются недра, / приемлюще духовных даров неоскудеемо боготворное сокровище, / струю благодатей неисчерпаемую, / источника чудесем обильна, / чудотворивыя и священныя мощи твоя, святителю Филиппе. / Темже моли прославившаго тя Дародателя Христа Бога / о воспевающих тя / / и кланяющихся священным мощем твоим.
Кондак, глас 3:
Православия наставника, / и истины провозвестника, / златоустаго ревнителя, / Российскаго светильника, Филиппа премудраго восхвалим, / пищею словес своих разумно чада своя питающа; / той бо языком хваление пояше, / устнама же пение вещаше, / / яко таинник Божия благодати.